— А вот что случилось. Много лет назад, у меня еще были целы все зубы, — пан дзедзиц (помещик) устроил гулянку. Понавез из Варшавы гостей, мужчин и женщин. Началось пьянство. А потом было такое, что стыдно рассказывать: барыни целовались с паном дзедзицем и его приятелями и все были пьяны… А наутро в большом зале все портреты оказались повернутыми к стене.
— Кто их повернул? — накинулся на слуг дзедзиц. Никто не знает. А я знал, но молчал.
На вторую ночь опять гулянка. Опять вино, песни и женщины. «Быть беде», — думаю. Так и случилось. Утром пана дзедзица нашли в кровати мертвым. Лежит, захолодел уже и весь черный, точно ему под кожу черной краски налили. Никто не знал, отчего дзедзиц умер. А я знал, — это тень Наполеона рассердилась.
— Ха-ха-ха — рассердилась… Рассердилась? — спрашивают пруссаки…
— Рассердилась, — говорю, — и на вас рассердится. Вот посмотрите!
— Не каркай, старый ворон, — кричит один, тот самый, что на кровати Наполеона спать собрался. — Немцы никогда не боялись ни самого Наполеона, ни тем более его тени. Чепуха эта тень.
Сегодня утром уехали немцы. Перед отъездом позвали меня и говорят:
— Ну, вот видишь, ничего нам твой Наполеон не сделал! Мы тебе покажем, что немецкие офицеры не боятся тени Наполеона. Что нам Наполеон? Пустой звук! Прощай, старик. И уходи отсюда скорее, если хочешь остаться целым.
И не успели уехать, как целый дождь снарядом осыпал Валевицы. Начался пожар. Мы попрятались в погреба и подвалы, а немцы продолжали громить Валевицы, пока вы их, пане, не прогнали.
— И в самом деле, — воскликнул Томилин. — Зачем было разрушать усадьбу? Кому она мешала? За что они мстили старику и красивой легенде…
— Дикари, — заметил Греков.
Офицеры кончили ужин.
— Пожалуйте, пане, — обратился к ним Станислав, — я вам приготовил комнаты.
И он повел офицеров во вторую половину дома, оставшуюся в неприкосновенности, так как немцы дебоширили в главных апартаментах.
Утром отряд Грекова получил приказ покинуть Валевицы и отойти назад, так как значительные немецкие части подходили к злополучной усадьбе.
Вскоре начала бухать их артиллерия. Слева, справа, впереди каждую минуту, каждую секунду в воздухе вспыхивали белые блики, — это рвалась германская шрапнель. Грохот десятков орудий перешел в сплошной стон, совершенно заглушающий непрерывную ружейную трескотню.
Вечером этого же дня немцы были снова оттеснены.
Есаул Греков опять получил приказ занять Валевицы. И отряд казаков под его командой приблизились к знакомому месту у опушки леса.
Когда отряд остановился на пригорке, к Грекову, глядящему в бинокль, как и накануне, подъехал Томилин.
— Петр Михайлович, — где же усадьба?
ebooksa