Я выпростал руки, ушедшие в тину, и приподнял выше голову.
Ровная, тихая струя слабого звука падала откуда-то сверху и сбоку и говорила о чем-то знакомом, живом.
Загребая ногами и выкидывая вперед себя окоченевшие руки, я, как болотный паук, отполз несколько метров.
Звук оборвался.
Выждав несколько времени, я снова вернулся на старое место; и снова мой слух отчетливо и ясно воспринял ритмический шум, заглушенный туманом и расстоянием.
Неожиданно меня озарила большая и смелая мысль.
Собрав весь остаток удержавшихся сил, я постарался припомнить то направление, по которому достиг середины болота, и принялся ползти к опушке.
…Это мой старый, испытанный друг; и я очень рад, что он выполнил обещание известить меня в моем одиночестве.
Прежде всего он опросил, почему я в постели.
Я, действительно, лежал, завернувшись в пушистое одеяло и щелкая зубами от внутренней дрожи.
Лихорадка?
Может быть! Во всяком случае, в прошлую ночь я продрог основательно.
Коньяк?
Да, коньяк помогает отлично, но, к сожалению…
— Никаких сожалений! — оборвал меня друг.
Говоря это, он вынул из бокового кармана литр превосходного коньяка и поставил его на ковер у моего изголовья.
— Теперь говори! — продолжал он, когда мы прикончили добрую половину и закурили по душистой сигаре.
— Что говорить? Рассказать нужно многое, но все это так непонятно и странно, что я боюсь показаться смешным.
— Тогда выпей еще!
Я покорился.