Гибель Петрограда

22
18
20
22
24
26
28
30

Суматоха поднялась невообразимая. Несчастье казалось неизбежным.

Мы немедленно дали полный ход назад, но на таком коротком расстоянии остановиться было невозможно, и «Терек», продолжая двигаться вперед силой инерции, неминуемо врезался бы в «Грозный», но необыкновенное присутствие духа нашего рулевого и его сообразительность спасли оба судна от неизбежной катастрофы: не ожидая приказания командира, он своевременно положил руль на борт, и опасность миновала. Мы вздохнули свободно!

Туман стал быстро рассеиваться, и скоро «Терек» вместе с другими судами благополучно вышел в открытое море.

Мы все были в восторге, что избежали катастрофы и идем в Константинополь, а ее в севастопольский док чинить поломанный крейсер.

Я с каким-то опьянением, присущим только юности, мечтал увидеть Константинополь и, не в силах сдержать радостного порыва, говорил Кнорингу:

— Боже! — как я счастлив! Скорей, скорей туда, где мир кажется другим, где солнце светит иначе, где люди окутаны неразгаданной сказкой, ревниво оберегаемой Востоком.

— Завидую тебе, — говорил Кноринг, — задумчиво глядя вперед, — меня гнетет непонятная тоска. Я так добивался этого плавания, а теперь… не нахожу себе места. Не предчувствие ли это перед каким-нибудь несчастьем?

— Без несчастья не обойдемся, — ворчливо проговорил проходящий боцман. — В этакое-то плавание выходить 13-го, да еще и в понедельник! Ох, быть большой беде! По всему видно, что морскому дедушке больно не нравится наше сегодняшнее выступление! Недаром он бородой тряхнул и поднял над бухтой туман. Значит, ясно говорит каждому умному человеку: «Повремени немного», ну, а разве начальство понимает!.. — и, махнув безнадежно рукой, старик прошел дальше.

— Никаких бед не предчувствую! — говорил весело я. — Послушай, Кноринг, если верить твоему настроению, приметам боцмана и моей уверенности в полной удаче, то выходит какая-то чепуха. Вероятно, на одной половинке разбитого крейсера ты пойдешь ключом на дно моря, а я на другой половинке благополучно домчусь до Англии и буду сожалеть за бокалом шампанского, что на твою долю пришлась лишь морская вода.

— Посмотрим, — печально сказал Кноринг и пошел к себе в каюту.

До Пирея плавание было на редкость удачное. Простояв в гавани два дня, мы снялись с якоря по приказанию адмирала и, отдав салют греческому флоту, вышли из Пирея.

«Грозный» и «Адлер» предполагали выйти в море через сутки.

В полночь задул сильный ветер. Он крепчал с каждой минутой, и под утро разразился небывалый шторм. Волны заливали палубу. Вода ворвалась в командное отделение через незадраенные люки. Все были на ногах, спешно исправляли разрушения шторма. Отрывочные слова команды терялись среди рева и грохота волн.

Я стоял на вахте. Бушующее море представляло грандиозную картину. Гребни огромных волн достигали неимоверных размеров. Море, разъяренное чем-то, в исступленной ярости кидалось на крейсер, хотело разломать его на мелкие кусочки и злилось, что это не удается ему.

Крейсер невредимо перепрыгивал с волны на волну, забавляясь бессильным бешенством бушующей стихии.

Море казалось одухотворенным. Оно все больше и больше злилось и ревело, очевидно, грозно требуя человеческой жертвы, но видя, что ее нет, с новой яростью бросалось на «Терек». Я невольно вспомнил слова старого боцмана. Он стоял недалеко от меня. На его измученном лице было столько тревоги, что становилось невыносимо жаль бедного старика. Погруженный в свои мрачные думы, он не видел ни красоты, ни величия стихии.

Кноринг, проходя куда-то, остановился под вельботом, стоявшем на спардеке (выше верхней палубы). Его лицо было серьезно и задумчиво.

Меня удивило настроение Кноринга: неужели он мог сомневаться в нашем красавце «Тереке»? Я был твердо уверен, что крейсер выдержит натиск бури, покорит ее ярость и снова помчится по тихим волнам Средиземного моря; я продолжал беззаботно любоваться бурей.

На верхнюю палубу лились каскады воды, сорванной с гребней клокочущих валов. Мы оставались невредимы…

Но вот одна из громадных волн как-то особенно высоко поднялась над «Тереком»; зловеще застыв на мгновение, она вдруг с ревом ударилась в вельбот, стоявший на спардеке, окрасилась ярко-красным цветом и вместе с обломками вельбота торопливо побежала в море.