У пределов мрака

22
18
20
22
24
26
28
30

Я увидела, что у него одно крыло белое, а другое черное.

Из своих крыльев он сделал для меня колыбель и принялся баюкать меня в этой колыбели.

Я задремала; он поцеловал мой лоб, мои губы, мои веки, поцеловал, может быть, несколько дерзко, но, скорее, с благоговением, словно перекрестил меня.

Но реальность была одновременно сном. За решеткой, окружавшей богатый особняк, дремал шекспировский сад.

Рядом с монастырем, прислонившись к нему, возвышалась изящная молельня XVIII века. Под аркой золотого винограда стояла девственница в платье для причащения. На цепочке у нее на шее висело наивное перламутровое сердечко.

Как бы это ни показалось невероятно, но из древних камней полилась музыка. В тени древних стен, сопровождаемая журчанием фонтана, зазвучала прелюдия Баха.

Он сказал:

— По этим улицам ходило множество одухотворенных личностей. Как только ты появляешься здесь, они окружают тебя, ты оказываешься во власти магии. Разве не волшебство привело тебя ко мне, мое юное создание?

Здесь все становится легким и возможным — великие творения, бурные страсти, самое нежное и самое постыдное достигают здесь величия.

Но как только ты уходишь отсюда, очарование пропадает. И ты снова сталкиваешься повсюду с посредственностью, с мелочностью, с пороком…

Он опустил голову; и мне показалось, что на глазах у него появились слезы. Он плакал, как плакал Иблис, черный ангел, друг Христа, огорченный своим бессилием как в добрых, так и в злых делах.

Под аркой собора он преподнес мне букет, протянул его со своей улыбкой, блуждавшей на его чудных губах, и это было двадцать лет назад.

Он протянул мне книгу, очень старую книгу. Потом волшебство покинуло нас, и он растворился в первых тенях надвигающегося вечера.

Всю свою юность я отдавала этому существу все мысли, все надежды, верила только в его свет, превратила его в божество своего сердца, не думая ни о времени, ни о пространстве… И теперь этим вечером я была наказана.

Этим вечером, когда я потеряла его навсегда.

Я чувствовала себя усталой, раздавленной, разбитой тяжелым грузом воспоминаний.

Стоящая на краю камина лампа льет розовый свет на очень старую книгу, которую я не смогла прочитать и не прочитаю никогда, потому что это гримуар.

Невидимая рука перелистывает страницы, одну за другой. Я чувствую тревожное опасное присутствие; существо, более прозрачное, чем воздух, склоняется над книгой.

Он рядом, чудесный и жуткий инкуб, лишенный своего дневного великолепия; и сейчас, в полночь, я могу почувствовать взмахи его черного крыла.

Свет лампы слабеет, ночные вампиры пьют последние крохи света.