У пределов мрака

22
18
20
22
24
26
28
30

Он грохнул кулаком по столу, причинив огромный ущерб хрустальным бокалам.

— Какого черта! Это вас не касается! Я солдат, и я умею подчиняться приказу! Вы тоже солдат, и тоже должны подчиняться! Но, если какой-то хорек в зеленом рединготе с башкой, словно у свиньи, отдает мне приказ, который я должен передать дальше, словно я простой посыльный, это для меня, полковника Макинтайра, больше, чем просто оскорбление!

Несколько растерянный, Джон наблюдал за полковником.

Неожиданно Макинтайр успокоился. Он огляделся, прижал ладони к вискам и прошептал:

— Эксхем, это не совсем честно с вашей стороны, так напоить меня, ведь я плохо переношу спиртное. Мне кажется, я сказал то, о чем мне стоило промолчать. Забудьте все, что я вам наплел, Эксхем, я несчастный человек, у меня есть жена и шестеро детей, а также куча сестер, которых требуется выдать замуж.

После этого монолога они еще немного посидели молча, прежде чем расстаться.

Только через несколько дней полковник Макинтайр узнал, что приказ отправить капитана Эксхема в Париж был фальшивым.

Но к тому времени Джон уже оказался в Париже, в огромной метрополии, где чувствовал себя так же уютно, как иголка в стоге сена.

Специальный дилижанс, доставивший Эксхема в Париж, оказался громоздкой каретой, в которой вместе с ним разместились шесть пассажиров — четверо английских офицеров и два француза, не имевших отношения к армии.

Англичане, жители шотландских равнин, суровые и неразговорчивые, не обращали на Джона внимания и отвечали молчанием на его вопросы.

Гораздо лучше сложились его отношения с французами, готовыми без перерыва болтать о всем и ни о чем.

Джон просмотрел подорожную, которую ему вручил Макинтайр. Она оказалась краткой и конкретной.

Капитану Эксхему рекомендовалось по прибытии в Париж встретиться с неким майором Джеем, проживающим в доме 47-бис по улице Таранн, где он должен был получить дальнейшие указания.

Подпись под текстом оказалась неразборчивой, но несколько печатей придавали документу достоверность.

Один из французов, элегантный молодой человек лет тридцати с хорошо подвешенным языком, представился как Жером Монталиве, художник.

— Я друг Шатобриана, — с гордостью сообщил он Джону, — именно благодаря ему я смог сопровождать короля Людовика в Гент. Я собирался писать батальные картины, прежде всего те, в которых корсиканец получил хорошую трепку. К сожалению, я не смог наблюдать за битвой при Ватерлоо. Это печально, не так ли? Картина с изображением этого сражения обеспечила бы мне всемирную славу. Но я не переживаю, потому что возвращаюсь в свободную Францию, в Париж без тирана!

В Куртре, где они меняли лошадей, Эксхем пригласил француза пообедать.

После первой бутылки бордо француз стал невероятно общительным.

Он подмигнул собеседнику и сообщил:

— По правде говоря, я не имел права ехать этим дилижансом. Но иначе у меня на дорогу ушло бы очень много времени, и я не представлял, когда смогу добраться до Парижа. Я буквально заболел ностальгией по этому удивительному городу.