Мужественная девушка поползла, не поднимая головы, прижимая одной рукой пилотку к голове, другой таща из последних сил санитарную сумку, сапоги были полны жижи и ноги почти не передвигались, но она ползла, стиснув зубы, к раненому. Ни дать погибнуть еще хотя бы одной душе человеческой!
Люська, как началась война, сама вызвалась защищать Родину и явилась в райком, будучи комсомолкой и как прошедшая курсы по подготовке санитарок, райвоенкомат призвал в медсанбат в 14 армию, прикрепив к арт. батальону.
Война и свела юную санитарку Людмилу Кирченко с фотокорреспондентом Ярским, надежным и светлым человеком, полным жизни и веры в людей, не смотря на ужасы войны с горестями и смертью, ступающей по пятам. Очнулся он в операционной палатке при медсанчасти в селении Александровка, расположенном недалеко от линии фронта. Болела голова, слух был, практически, утрачен и до изнеможения болела левая рука.
Ярский с трудом зафиксировал на ней взгляд и ни сразу сообразил из-за плотной повязки, что рука стала короче, пальцы будто шевелились и двигались под бинтами. Он истошно, не своим голосом взвыл. Врач прибежал, потупив взгляд, похлопал Володю по плечу. Что тут скажешь?
– Ангела своего береги, снайпер в тебя целился, на блик камеры, если б снаряд тебя не подорвал, в живых бы не остался, они не промахиваются. Правда, вот…(доктор сделал мучительно долгую паузу) теперь домой поедешь! Навоевался! Множественные осколочные ранения, сильная контузия, да камеру теперь одной рукой – то сложновато будет, мхм. Не строевой ты больше, Володя. С первой машиной домой к родным!
– Ангела – то где искать? На небесах что – ли? Не собираюсь пока,– зло отшутился Ярский
– Нет, дружок, ангела – Людочка зовут, вытащила тебя. Ребята говорят – труп, а она, знай, свое талдычит – живой. И вытащила ведь тебя, упертая! Дай бог, свидитесь! – и доктор убежал, вытирая марлей лоб, смахивая холодный пот.
– Свидимся? Да это вряд ли, кому нужен инвалид то теперь?– сказал про себя старший лейтенант,– ни девушке, ни родине, а матери может и нужен был бы, да в живых уж нет, и обреченно уткнулся в подушку, отвернувшись к краю палатки лицом. Слезы досады и отчаяния душили его.
Гулким эхом прогремели отзвуки о победе Советского народа над немецко– фашистским захватчиком по всем фронтам, дорогам и весям, городам и селам. Люда Кирченко после ранения вернулась домой в родное село, закрыла своим телом раненого командира батальона, заслужила медаль за отвагу и дикую боль в спине на всю оставшуюся жизнь. Вернувшись домой, некогда было отлеживаться, надо было родителям помогать, хозяйство поднимать после голода и разрухи, дом восстанавливать. Брат Митька болел часто, еле выжил. Местная бабка-знахарка исцеляла односельчан, ворожила, врачевала, помогла отстоять у смерти Митю, травками да заклинаниями. Облегчила она и жизнь вернувшейся Люсе, сняла немного боль нестерпимую и поставила на ноги. Со временем и тяжести уже могла девушка таскать, без перерыва в поле урожай собирать, как остальные женщины села. Мужчин то прибрала война, остались немощные старики и дети малые, повозвращались инвалиды, молодые ребята, без рук, без ног. Неприкаянные, сидят на завалинке, маются. Горе не обошло ни один дом стороной. Только Люська, как заговоренная. Ни одна шальная пуля не задела за всю войну, осколки взорвавшейся мины зацепили под конец войны и то, своей же, случайно не разорвавшейся при отступлении. Сама цела осталась и молоденького лейтенантика собой закрыла, спасла, заговоренная, так и шептали тогда очевидцы. Больных и инвалидов на деревнях много было в то время, увечные да немощные ухода профессионального требовали, а на несколько сел один фельдшер поселковый, он и коров врачевал и людей одними методами и средствами. Вот и решилась Люся поехать в Киев учиться, квалификацию поднимать, чтобы врачом вернуться в свое село, людям помогать. Председатель колхоза дал добро и дружным женским коллективом отправили в Киев на учебу. Люся и две ее подруги, Тамара и Тоня, счастливые махали из кузова ЗИЛ-а односельчанам платочками, 4 года им предстояло учиться и жить без родных.
Девушек зачислили по направлению от Райкома, так как они были участницами ВОВ, в медучилище им. Гаврося. Во время войны оно готовило военных фельдшеров и существовало с 1939г. В училище преподавал их односельчанин, бывший военный полевой хирург и замечательный человек. По его рекомендации и приехали в Киев Люда, Тамара и Тоня. С Людой Иван Сергеевич пересеклись на одной из линий ЮГО – Западного Фронта в полевом госпитале. Девчонок должны были принять радушно и тепло в общежитии от училища, которое находилось недалеко от центра города, здание почти не пострадало во время войны. Комендант – женщина, больше напоминавшая надзирательницу из концлагеря, в черном строгом костюме, видимо до войны очень модном.
– В таком только на партсобрании выступать! – подумала Люда. А в общении первое впечатление о ней полностью переменилось, она оказалась достаточно приветливой и добросердечной, что совсем не вязалось с внешним обликом комендантши, напущенной строгостью и надменностью. Позже вахтерша тетя Зина, по секрету, поделилась с девушками: – до войны Рита Павловна, нынешняя комендант общежития, была партийным работником, уважаемой женщиной в Киеве. Пока муж ее на войну не ушел. Она вслед за ним хотела на фронт уйти, но ее соратники уговорили возглавить правление ткацкой фабрики, еще до оккупации, которая на тот момент остановила свое производство из-за нехватки рабочих. Практически все трудоспособное население ушло на войну. Поэтому девочки, женщины и мальчишки – все работали на доблестную советскую армию, ткацкая фабрика шила под бомбежками форму для солдат, парашюты, палатки, рюкзаки по специальному заказу Мин. Обороны, пытаясь, изнемогая от голода и холода, в разрухе и страхе, возродить и наладить бесперебойное производство! Рита Павловна, умница, держалась молодцом и вдохновляла, порой собственным примером, стоя у ткацкого станка, уставших и измученных войной людей. Крепилась и работала, как умалишенная, представляя, что тем самым помогает и своему любимому мужу Василию. Но, однажды, пришла казенная весточка с линии фронта, из Белоруссии, мол, муж ваш пропал без вести! Вот тогда и сникла наша ласточка, Рита посерела, постарела за один день, поседела и замкнулась. А потом и вовсе дар речи потеряла – перестала говорить и все! Вот как мужа своего любила! – тетя Зина печально вздохнула и продолжила: – Но в память о нем она продолжала работать, Как встала к станку в ватнике и кирзовых сапогах, так молча, почти без отдыха, работала, работала и варилась в своем горе! Никто так до конца войны и не увидел ее слез и не услышал жалоб. А когда фабрику все – таки разбомбили, в нашем общежитии госпиталь был, она сразу сюда и перебралась, вызвалась санитаркой. Не верила она, что Вася ее погиб, но признаться в этом никому не могла, сердце верило! Вот через несколько месяцев и увидела, глазам своим не веря, она, своего Васю, в госпитале, без сознания и обеих ног. Жив, милок, оказался! Упросил командира своего ту весточку послать жене, не мог позволить себе вернуться таким увечным. Как плакала Рита, сердце потеплело, плакала от счастья! Заново голос обрела, веру в счастье и в свою любовь! Вытащила она, выходила своего мужа родненького, любовь чудеса творит – тетя Зина снова тяжело вздохнула, немного театрально и закатила мечтательно вверх глаза. Девушки тоже затихли, ведь каждого война коснулась, и в каждой семье есть похожие истории.
Рита Павловна показала девчонкам их комнату, комната рассчитана на 5 человек. Двух девушек уже заселили, сироты, чуть младше.
– Вы постарше, будете отвечать за порядок, и следить за дисциплиной, у нас с этим строго! – констатировала комендантша,– мальчиков здесь быть не должно, в 9 – дома, в 10 – отбой! За систематическое нарушение – отчисление! Обсуждению эти правила не подлежат! – И Рита Павловна, уже более мягким тоном, добавила: – Добро пожаловать, милые мои, по любым вопросам обращайтесь, чем смогу – помогу!
И тихой поступью, но с гордой осанкой, она вышла из девичьей комнаты, эта верная и стойкая женщина, молодая еще совсем и совершенно седая. Девушки долго еще не могли прийти в себя после знакомства с ней. Как только будущие киевлянки разместились и обустроились на своем новом месте жительства, в комнату запорхнули соседки по жилищу на ближайшие пару лет. Клара и Зоя. Общий язык они нашли практически мгновенно, родом девушки были из Донецкой области. Милые, добрые, слегка наивные, бывшие воспитанницы тамошнего детского дома. Вечером решено было вместе прогуляться по городу с древней историей, который, не смотря на разруху после войны, уже вовсю восстанавливался, а местам и чудом сохранил не тронутую фашистами первозданную красоту и величие. Послевоенный Киев…. В Киеве уже забурлила жизнь. В каждом квартале, в каждом дворе заработали небольшие артели, мастерские, мини-цеха, пекарни. Тогда из – за границы, кроме небольших партий гуманитарной помощи, ничего не поступало. В быту людям не хватало элементарных вещей: обуви, одежды, гвоздей, расчесок, посуды, пуговиц. «Заворчал» чугун, «завизжало» железо, «зафыркала» бронза. Запаяли, залудили… Запахло мазутом, олифой, клеем…(из воспоминаний очевидцев). Примечательно, что двери из квартир многих старых домов Киева после войны, выходили прямо на улицу. По вечерам хозяева выносили из дому небольшие скамеечки и часами сидели у входа в свою квартиру. Дышали воздухом, грызли семечки, общались после тяжелых трудовых будней, в то время работать можно было только физически, предпринимательство было запрещено по закону, а также и тунеядство. В строгие советские времена, еще с довоенных пор в СССР оставалось несколько разрешенных категорий частников: фотографы, часовщики, сапожники, чистильщики обуви, венерологи, кепочники, ключники, иногда многие из этих ремесел совмещались. После войны открыть, например, будку часовщика или фотомастерскую разрешалось только инвалиду войны.
По воспоминаниям из того времени старой киевлянки: в ее доме жила и работала на дому соседка-модистка. Отличная закройщица и швея, она имела много клиентов. Но, Боже, как она боялась и переживала, чтобы ее не разоблачили за эту деятельность. В конце концов, дворник сообщил о ней в милицию. Так бесславно закончилось ее частное предпринимательство. Она стала работать в государственном ателье и спокойно спать, отсидев 15 суток в изоляторе. Иногда в будках часовщиков и сапожников, в то время – время дефицитов, можно было купить немецкую авторучку, зажигалку или просто бутылку водки (с)
Надев свои лучшие, старенькие ситцевые, латаные платья, девчонки через некоторое время выпорхнули на улицу. Тетя Зина вдогонку, назидательно, напомнила, чтоб не опаздывали: – Режим, барышни!
Свобода, самостоятельность, весенний теплый воздух и мирная, вернувшаяся тишина и суета оживающего города будоражило их дух и сознание. Захотелось веселиться и жить!
Они гуляли по парку, ели мороженое. Новые подруги предложили прогуляться по Ботаническому Саду, расположившемуся на берегу Днепра. Он почти не пострадал и был великолепным зрелищем для деревенских девчонок, с его уникальными и редкими растениями, собранными со всего мира. Насмотревшись на необычные виды цветов и деревьев, компания под впечатлением, весело щебеча меж собой, направилась по ул. Леси Украинки к Крещатикам. Клара и Зоя здесь уже бывали раньше, поэтому с воодушевлением рассказывали о достопримечательностях по пути. Бессарабский рынок, Киево-Печерская Лавра, Владимирская Горка и Церковь, где князь Владимир Русь крестил. Кругом зацвели каштаны. Дивный запах царил в воздухе. Мощеные улочки поражали их впечатление своей стариной. Чудный вид левобережья и вольный, свежий, прибрежный воздух Днепра не оставил бы равнодушным любого, кто побывает в Киеве и сейчас.
Выбивалось из общего вида по пути фотоателье, которое имело странное для советского времени и представлении о названиях чего – либо, вывеску
«От Вальдемара на память».
ebooksa