Макс посмотрел на стенные часы. Без пяти минут двенадцать. В этот момент раздался продолжительный телефонный звонок. Макс снял трубку.
— Товарищ Киршнер? Курт?
— Нет, не он.
— А кто же? — спросили с заметным иностранным акцентом.
— Один из членов комитета… Киршнера сейчас здесь нет. Он на митинге.
— Жаль… Прошу передать ему следующее. Только что в Будапеште объявлено о том, что под именем Макса Гупперта скрывался американский разведчик Гарри Корнер, засланный в Венгрию с диверсионной целью. Сам же Гупперт, как показал Корнер, захвачен агентами Си-Ай-Си и содержится в тюрьме на Нимфенгассе.
Только сейчас Макс понял, почему так удивилась старушка Кристина, когда увидела его. Ну и молодцы же эти венгры!
— Обязательно скажу Киршнеру.
— Передайте ему привет от Ласло. Он знает. Я ему вечером позвоню еще раз.
Теперь нужно было спешить на стадион. Хотя он находился в первом, межзональном районе Вены, где размещались учреждения всех четырех держав, в том числе и американские, Макс знал, что будет там в полной безопасности. В этом месяце комендантскую службу по межзональному району несли советские воины…
…Слово предоставили Карлу Хору. Он встал, ободряюще улыбнулся сидевшей рядом с ним Мицци и направился к трибуне. Когда Хор проходил мимо сидений третьего ряда, его взгляд задержался на худом бледном лице. Он сразу узнал Томсона, несмотря на то, что тот вырядился в традиционную австрийскую шляпу с пышной кистью и короткие кожаные штаны.
На трибуне Хор с полминуты молчал, собираясь с мыслями. Затем он, словно бросаясь с вышки в воду, взмахнул над головой обеими руками:
— Дорогие друзья!.. Меня очень удивляет, что все, которые выступали до сих пор, ни одним словом не обмолвились о странном происшествии с лучшим сборщиком подписей под Стокгольмским воззванием, нашим Максом Гуппертом…
Сразу стало тихо. Стадион затаил дыхание.
Хор повысил голос:
— Почему же никто не сказал об этом? Почему никто не поднял свой голос протеста против насилия венгров? Макса, нашего Макса они осмелились арестовать! Вот здесь, среди нас, сидит его убитая горем супруга. Как мы можем смотреть ей в глаза? Мы послали Макса своим представителем в Будапешт. Неужели мы сейчас молчаливо и покорно примем пощечину, которую венгры нанесли движению сторонников мира Австрии? Макс, наш Макс, — патетически воскликнул Хор. — простишь ли ты нам это?
— Тебе, подлец, никогда не прощу!
Хор с возмущением обернулся. Кто посмел…
— Ты?
Да, это был Макс Гупперт. Перепрыгивая сразу по нескольку ступенек, он поднимался к трибуне.