С длинной обвинительной речью выступил Остниек. Он оперировал конкретными фактами. Уничтожать красных и их попутчиков — долг каждого националиста. Но Банков настолько разложился, что не отличает своих от врагов. Затем последовал ряд фактов. Банков грабил и насиловал своих. Особенно образно Остниек описал, как Банков изнасиловал Олите и отрезал ухо ее отцу. Он много говорил о том, как самоотверженно Олите и ее старик помогали своим. Поэтому не приходится удивляться, что сочувствующих национальному делу все меньше и меньше.
Обвинительная речь Остниека не произвела особого впечатления. На счету у каждого из присутствующих были такие же проделки. Остниек, должно быть, предвидел это и так же энергично выдвинул другой пункт обвинения. Банков разбазарил средства организации и только из-за своей халатности и распущенности не добился радиосвязи с заграницей. За границей ими интересуются. Это подтверждается прибытием оттуда специального посланца. Радиосвязь была бы уже давно налажена, если бы это дело не отдали в руки такого негодяя, каким стал Борис Банков.
Эта часть речи произвела большее впечатление, она прямо или косвенно задевала личные интересы каждого бандита.
В заключение Остниек потребовал приговорить предателя Банкова к расстрелу.
После Остниека должны были высказаться остальные участники конференции, но охотников вмешаться в столь сложное дело оказалось немного. Нашлось лишь несколько желающих. Они защищали Банкова, считая, что расстреливать своих ни к чему. Можно его наказать иначе. Хотя бы понизить в чине. Нечего зря поднимать такой шум из-за Олите, которая любому мужику на шею бросается. А старик все равно почти не слышит и прекрасно обойдется без уха.
Банков понял, что с ним не шутят. Остниек в самом деле может отколоть такой номер — всадить в него заржавленную пулю. Банков лихорадочно соображал, как вывернуться. На свое счастье, он вспомнил детство. Старый Банков ремня не жалел. Но однажды сын, подвергаясь экзекуции, заметил, что после первых его воплей ремень остановился. Видимо, старый счел, что кара уже возымела свое действие и нечего зря утруждать руку. Это открытие впредь давало возможность сокращать наказания.
Он решил прибегнуть к этой же тактике и теперь. Когда слово дали обвиняемому, Банков, подавив в себе озлобление, пробормотал слова раскаяния и стал тереть рукавом глаза.
Приговор оказался мягким. Конференция разжаловала капитана Банкова в солдаты. Банкову на это было наплевать. Настанут другие времена, вернут ему и капитанский чин. А тут, в лесу, от чина все равно проку мало.
Приговором все остались довольны. Главное, что перед уполномоченным заграницы была продемонстрирована борьба за дисциплину. Приговор не устраивал одного Остниека, понимавшего, что теперь он нажил опасного врага.
Далее следовал вопрос о создании координационного центра. Естественно, что этот вопрос был связан с формированием нового правительства. Прежде всего надо было избрать министра-президента. О дальнейшем можно будет говорить, когда министр-президент и начальники групп вернутся из Риги, после встречи с иностранным резидентом.
О том, нужно или не нужно ехать в Ригу, разговора почти не было. Надо ехать — и все. Нельзя упускать столь долгожданной связи с заграницей. Если кто боится, пускай отказывается от должности начальника. Найдутся другие, посмелее.
Сложнее был вопрос о министре-президенте. Один за другим нападали на Лапиня, упрекая его за предварительную кампанию, утверждая, будто он сам избрал себя министром-президентом. Но голыми руками Лапиня взять не удалось. У него оказалось много защитников, доказывавших, что никто другой, кроме майора полиции Лапиня, на пост министра-президента претендовать не вправе. Хотя бы потому, что Лапинь в этом районе самый старший по чину и имя его известно среди националистов, находящихся за границей.
Остниек тщетно надеялся, что кто-нибудь назовет и его кандидатуру.
Когда, сверкая саблей, на обрыве появился Лапинь, почти всем стало ясно, что ему и быть министром-президентом, главой нового правительства Латвии. Это и подтвердилось голосованием путем поднятия оружия.
Латвия обрела еще одного министра-президента и еще одно националистическое правительство.
Больше конференция ничего не дала. Разговор о действиях групп ограничился общими фразами, всем было ясно: что-нибудь более подробное и конкретное можно будет сказать только после совещания в Риге, где от иностранного резидента будет получен план дальнейшей деятельности. Тогда и можно будет произвести кооптацию остальных министров.
Участники конференции разошлись. Фердинанд с членами президиума еще остался, чтобы в деталях подготовить поездку министра-президента и начальников групп в Ригу.
Когда Остниек покидал место конференции, он заметил маленькую таксу, которая, виляя хвостом, путалась у всех под ногами.
— Что это за собака?
— Да это же собачонка Сескиса — Цилда, — сказал Дижгалвис.
ebooksa