Заземление

Миа, пятясь, поспешила к повозке. Так, словно взгляд Нери обжигал её. Одно было понятно: она не желала ничего обсуждать. Ни позорный поступок Нери этим утром, ни разговор с Кантаной. Азаэль ринулся следом, словно пытаясь уберечь её. Когда нефилим расправил крылья и положил ладонь на плечо Мии, ревность снова заколотилась под ложечкой.

– Ах, да ты ревнуешь? – Кантана, развернувшись на носочках, широко улыбнулась. А ведь права на этот раз! – Не переживай, Нери. Моего тепла хватит на всех.

Подскочив к Нери, Кантана обвила его шею холодными руками. Намокшие локоны коснулись плеча, и Нери услышал, как она шумно вдыхает воздух, словно пытаясь забрать его запах с собой.

– Ты – моё безумие, Нери, – едва слышно прошептала Кантана. – Ты – моя болезнь. И будет лучше, если мы никогда больше не увидимся. Для нас обоих.

– Кантана, – выдохнул Нери. – Мы не можем ничего изменить.

Он понимал это лучше, чем кто-либо. У них не было ни выхода, ни выбора.

Пытаясь защитить себя от страшного осознания, Нери стиснул Кантану в объятиях. Так крепко, что ощутил биение её сердца сквозь толстую ткань пиджака. Нет, ему не забрать это сердце с собой. Нет, он не будет больше нужен никогда и никому …

– Если бы ты только знал, – продолжала Кантана. – Если бы…

Нери опустил голову, погрузив лицо в её волосы. Слёзы подступили слишком близко. Привилегии демонстрировать свои чувства он, в отличие от Кантаны, не имел.

Дождь почти закончился. Лишь изредка ночной воздух расчерчивали стрелы одиноких капель. Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь едва слышимым перешёптыванием, шорохом сухой травы да одинокими шагами. Поэтому неизвестно откуда возникший возглас заставил Нери вздрогнуть и подпрыгнуть на месте.

– Бежишь от трибунала, Длань Покровителей?! 

Глава 4

Новобранец и презумптор

1

Шале заказал несколько пончиков с клубничной глазурью, пару мультизлаковых бутербродов с имитацией лосося и двойной кофе, втайне надеясь, что привычный полдничный рацион вернёт чувство безопасности и спокойствие. Устоявшаяся привычка – это сила. Им Шале изменял крайне редко.

Впрочем, сегодня пришлось. В первый раз за три года обучения. Ибо обычно полдничал Шале засветло и дома. Сейчас же вокруг благоухал ванильными нотками ледник факультетской столовой. Жизнь перевернулась с ног на голову в одно мгновение. Спасибо тебе, дорогой папа.

Шале раздражённо постучал по гудящему металлическому агрегату и нажал кнопку выдачи заказа. В ответ на просьбу, аппарат выдал мерзкий сигнал отказа. По коже пронеслась волна мурашек. Шале удручённо вздохнул, вспомнив о новоявленном моратории. Запамятовал, бывает. Этого следовало ожидать ещё вчера, и глупо было надеяться на чудо сегодня. Придётся пожить без сладенького. Год…

Год! Подумать только: на своё девятнадцатилетие Шале не сможет вкусить любимый бисквит с кремом из соевых сливок! Чудесный, мягкий бисквит с запёкшейся корочкой из настоящего сахара; нежный и рассыпчатый. Вот незадача!

И в этом уже виноват не папа.

В раздражении Шале заводил пальцем по сенсорному монитору, меняя пончики на хрустящие соевые наггетсы с кетчупом. Автомат, рассерженно фыркнув, выплюнул на тарелку бутерброды, уложенные аккуратной стопкой, и поджаристые кусочки искусственного мяса в пряных разводах соуса. Под носом заиграл аромат вяленых томатов и горячего масла. Голодный желудок капризно отозвался урчанием.