Саргассово море,

— Это морские травы, увлеченные морскими течениями, например, Гольфштремом; они собираются в тех местах океана, где течение отсутствует. О существовании этого скопления первый узнал Христофор Колумб во время своего плавания в Америку; с тех пор корабли старательно его обходят. Предполагают, что в саргассах погибли некоторые пропавшие без вести суда.

— Это любопытно, но не весело, — сказала Лели Бобсон, — и вы хотите пролететь над ними?

— Не беспокойтесь, мадемуазель, моему «Икару» нечего делать в саргассах!

Изумление молоденькой танцовщицы, выраженное в такой наивной форме, заставило всех нас улыбнуться. Разговор продолжался в веселом тоне, Франсуа был в приподнятом настроении и еще раз поразил Лели, рассказав в своей своеобразной манере про падение древнего Икара, который слишком высоко взлетел к солнцу и растопил в его лучах державшие его крылья.

Фрика поделился пришедшей ему в голову идеей — изобразить на фреске в торжественном зале аэроклуба прибытие «Икара» в Нью-Йорк.

Сандо, к большому огорчению Лели Бобсон, выражал сожаление, что не может сопутствовать своему другу в его трансатлантическом перелете.

Только Брессоль и я не могли отделаться от тоскливого ощущения при мысли, что Франсуа, к которому мы давно уже относились, как к брату, пускался в такое опасное предприятие.

Часы на камине пробили два; пора было расходиться. Фрика распрощался с Франсуа, который после полудня должен был улететь в Лиссабон на аэроплане.

Что до Сандо, Брессоля и меня, то мы на следующее утро отправлялись в Португалию по железной дороге, чтобы проводить Витерба перед его отлетом на Азорские острова.

Глава II

За Альгарвскими горами солнце всходило на безоблачном небе; конусы теней, отбрасываемых их вершинами на море, постепенно укорачивались по мере того, как поднималось солнце. Мы ехали в автомобиле по дороге от маленького городка Сарг к южной оконечности мыса св. Винцента; автомобиль шел тихим ходом, так как дорога была полна пешеходами, направляющимися к утесу, откуда должен был начать полет Витерб. Ритмический стук мотора убаюкивал нас, углубленных в себя. Наши мысли и чувства были так сходны, что не было потребности обмениваться словами, достаточно было взглядов, чтобы понять друг друга.

После официального банкета в Лиссабоне мы накануне вечером пообедали с Витербом в Сарге с тесной дружеской кампании с Сандо и Брессолем. Франсуа был спокоен, серьезен и уверен.

Все было готово: «Икар» тщательно просмотрен; погода стояла идеальная; все, по-видимому, благоприятствовало успеху предприятия, и все-таки какая-то тоска сжимала нам сердце, когда мы взирали на беспредельную синеву сверкающего при первых утренних лучах моря, над которым наш друг собирался совершить свой рискованный перелет…

Витербу пришлось на время оставить нас; ему хотелось еще раз взглянуть на аппарат.

Дорога, постепенно поднимаясь, шла по краю скалистой горы до утеса, возвышавшегося на пятьдесят метров над морем; гребень горы завершался небольшой, поросшей травой площадкой, на которой вырисовывалась серая масса ангара, построенного для гидроплана.

Когда мы подъехали, «Икар» был уже вывезен на изумрудный луг, словно огромная белая птица, распростершая крылья; блюстители порядка с суровым видом сдерживали на приличном расстоянии толпу любопытных; мы должны были предъявить специальные разрешения, чтобы нас пропустили.

Витерб, одетый в кожаный костюм, с каской на голове, был уже совершенно готов к отлету; отделившись от группы окружавших его официальных лиц, чтобы пожать нам руки, он весь сиял и, здороваясь, закричал:

— Ну, настал, наконец, желанный момент! — и, указав на солнце, высоко уже стоявшее в небе, он увлек нас к аппарату, где Сандо в рабочей куртке, весь забрызганный маслом, работал с механиком Витерба.

— Наш милейший Сандо, — пошутил Франсуа, — до самой последней минуты старается привести все в порядок.

— Замолчи, неблагодарный, — огрызнулся Сандо, со смехом протягивая нам грязный палец. — Я только что укрепил все пазы в трубопроводной системе; во время перелета они могли сыграть с тобой скверную штуку.