Атаман

22
18
20
22
24
26
28
30

Деревянный шпион слово-в-слово пересказывал десятки, сотни и тысячи разговоров, фраз или их обрывков, подслушанных за неполный день пребывания в рабочем кабинете старосты Взгорка Грымхи. Разумеется, в основном это была пустопорожняя болтовня, и даже недвусмысленные охи, взлохи и стоны, которые полено тоже постаралось передать в точности.

Но и кое-что полезное атаман узнал.

Во-первых, Хабун стал старостой благодаря барону Фурье, который пообещал ремесленникам Взгорка «взаимовыгодное сотрудничество и небывалое процветание». Разумеется, в результате вся выгода и процветание почему-то достались исключительно барону и старосте.

Во-вторых, все ключевые решения ему диктовал именно Фурье, едва ли не ежемесячно вводя новые налоги и поборы, или просто забирая часть изделий у кузнецов «на государственные нужды».

В-третьих, староста оказался весьма неглуп. Он умело выделил и всячески поддерживал самых влиятельных мастеров, а они обеспечивали ему положительный уровень лояльности в поселке.

В-четвертых, как и в Питомнике Хваги, действия Шардона привели к «прогрессивным налоговым реформам». Что переполнило чашу терпения небольшой группы ремесленников, и они решили создать оппозицию. Впрочем, подобное случалось уже не первый раз в истории поселения.

И, самая неприятная новость, – староста уже прознал об этом, и требовал у барона защиты против бунтовщиков и смутьянов.

– Гриня. Позови-ка ко мне уважаемых послов.

Через десять минут пятеро орков теснились в небольшом кабинете атамана, ожидая его решения.

– Сколько людей задействовано в заговоре против старосты?

– Двое.

– Кроме вас пятерых?

– Всего двое. А еще восемь орков, четыре гоблина и гном-караванщик.

– Вашего влияния недостаточно, чтобы хоть что-то изменить. И смерть старосты тоже ничего не решит. Вы ведь уже пытались его убить?

– Два раза.

– И?

– Люди барона затягивали выборы. А лучшие мастера все равно отдали свои голоса за Хабуна.

– …а его конкуренты погибали или снимали свои кандидатуры?

Орк бессильно развел руками:

– Мы потому к вам и пришли, господин атаман. На вас одна надежда.