Луценко пожал плечами: делайте, мол, что хотите.
– А еще меня смущает ваш сосед, – продолжал переводчик. – Поскольку я совсем не знаю этого сеньора, мне кажется правильным вовсе его не упоминать. Пусть будет написано просто: «И люди хорошо относятся». Не возражаете?
На этот раз инженер решил возмутиться.
– Хорошо относиться можно по-разному, – сердито заявил он. – Я хотел, чтобы все было точно. Если вы во всем видите подвох, давайте вообще оставим одну фразу: «Я жив и здоров».
– Нет, зачем же! – воскликнул переводчик. – Пусть останется эта фраза… о Таиланде. В таком виде и отправим.
Луценко согласился. Он думал, что на этом их беседа и закончится, однако сеньор Чумпитас вновь пригласил его за стол.
– Я знаю, что у вас кончаются сигареты, – сказал он. – Позвольте вас угостить.
И он протянул инженеру открытую пачку дешевых мексиканских сигарет – Луценко такие видел много раз, на стройке их курили все. Инженер не мог побороть искушения – ведь в его пачке осталась последняя сигарета. Он сказал «спасибо» и взял одну сигарету.
– Не стесняйтесь, берите про запас, – предложил Чумпитас. – И я закурю с вами за компанию.
Он щелкнул зажигалкой, дал инженеру прикурить. Некоторое время они молча курили, потом начальник лагеря сказал:
– Я мог бы предложить вам, сеньор Луценко, еще один способ расслабиться и успокоить нервы. Это наш исконный народный способ, его использовали еще древние инки…
– Вы имеете в виду коку? – спросил инженер.
– Да, именно коку, – кивнул Чумпитас. – Да, я мог бы предложить вам понюхать немного порошка или пожевать стебли коки. Это совершенно безобидная вещь, уверяю вас. Наши предки с помощью коки снимали усталость, применяли ее для обезболивания, при лечении многих болезней. Наш идейный противник, безбожный президент Браво, вообще пропагандирует коку чуть ли не в школах. Однако я догадываюсь, что вы настроены против приема этого замечательного растения, считаете его наркотиком. Я не буду вас принуждать. Было очень приятно познакомиться, сеньор Луценко!
Он потушил сигарету и на прощание протянул Луценко руку. Тот невольно ответил тем же. В такой сердечной обстановке их встреча и завершилась.
Когда инженер вернулся в барак, все его товарищи были уже в сборе. Малышев, как видно, уже успел рассказать Русанову и Хайдарову о своем пребывании в штабе. Однако Луценко тоже хотел об этом услышать; пришлось механику повторить рассказ.
– Завели меня в комнату, – начал он. – Там были трое: тот молодой следователь, что допрашивал Равиля, и два охранника – настоящие амбалы. Переводчика не было: как видно, они уже поняли, что я говорю по-испански.
– А может, у них всего один человек, знающий русский, – предположил Луценко. – А он был занят на моем допросе.
– Может, и так, – согласился Малышев. – Так вот, этот следователь сразу начал меня запугивать. Напомнил, что наш водитель Сесар, который отказался на них работать, был сразу убит. «И вас ждет то же самое, если будете упрямиться, – орал он. – Никто не знает, где вы находитесь, никто! И никто не придет вам на помощь. Поэтому нечего строить из себя героев! Лучше расслабься и получи немного удовольствия». Тут он насыпал на стол немного кокаина и предложил мне «воспользоваться его любезностью». Ну, я, конечно, отказался. Думал, эти амбалы силой в меня будут порошок запихивать… Но нет. Этот следователь еще немного поорал и потом меня отпустили.
– В общем, все было, как со мной, – подытожил Хайдаров. – А с вами как было, Константин Евгеньич?
Луценко передал содержание беседы с сеньором Чумпитасом; рассказал и о том, как писал письмо на родину.