Отпущение грехов

22
18
20
22
24
26
28
30

Тот перестал сыпать проклятиями и жалобно захныкал:

— Я бедный человек, капитан…

— Да это же… это… ужасно! — вскричал добрый самаритянин, и слезы выступили у него на глазах. — Позор! Полиция!! По…

Договорить и он не успел. Так же как и донести до лица сложенные рупором руки, — потому что совсем другие руки и с другой целью уже грохнули ему в щеки. Это были руки обладателя тщедушного шестидесятикилограммового тела! Доброхот тут же обмяк, рухнув прямо на живот нищему, и громкие проклятья тут же сменились стонами.

— Это он-то несчастный?! Да этот попрошайка отвезет тебя домой на собственной машине! — крикнул маленький кассир, глядя на поверженных. — Вон она, за углом.

И, задрав голову к небу, нависшему над городом узкой жаркой полосой, он засмеялся — поначалу довольно робко, потом громко и торжествующе, и в какой-то момент в этом заливистом смехе появились зловещие нотки, будто на тихой ночной улице очутился хохочущий эльф. Гулкое эхо этого хохота отражалось от стен высоченных домов, хохот становился все визгливее, даже в нескольких кварталах от этого перекрестка были слышны эти жуткие переливы, и редкие прохожие замирали на месте, прислушиваясь.

Не переставая смеяться, тщедушный человечек скинул пиджак, жилетку, потом торопливо сорвал с шеи галстук и накладной воротничок. Потом поплевал на ладони и с диким ликующим воплем помчался по темной улице.

Он вознамерился освободить Нью-Йорк от всякой нечисти и начать решил с полицейского на углу, который всех донимал своими придирками, да и вообще был полной дрянью.

Поймали его только под утро. Все, кто участвовал в погоне, были поражены, — злостный хулиган и дебошир оказался тщедушным человечком в конторских нарукавниках, который готов был расплакаться. В полицейском участке, слава богу, нашелся умный человек — велел дать ему лошадиную дозу снотворного и не стал отправлять в камеру для буйных, обитую войлоком. Наутро наш дебошир чувствовал себя уже куда лучше.

Незадолго до полудня в участок явился сам мистер Кушмиль в сопровождении перепуганной молодой дамы с огненно-рыжими волосами.

— Я тебя отсюда вытащу! — кричал мистер Кушмиль, с чувством тряся его руку, протянутую сквозь тюремную решетку. — Я поговорил с одним полицейским, он и остальным своим тут все-все растолкует.

— Мистер Кушмиль решил сделать тебе сюрприз, — нежно сказала Эдна, пожимая его левую руку. — У него золотое сердце… Он хочет перевести тебя в дневную смену.

— Отлично, — важно кивнул Чарльз Стюарт. — Но я только завтра смогу выйти.

— Почему только завтра?

— Потому что сегодня днем я иду в театр… с одной моей знакомой.

Он отпустил руку работодателя, а белые пальчики Эдны еще крепче сжали его пальцы.

— И еще, — продолжал он сильным, уверенным голосом, который ему самому был внове. — Если вы в самом деле хотите меня отсюда вытащить, сделайте так, чтобы дело не попало в суд на Тридцать пятой улице.

— Но почему?

— Да потому, — отвечал он не без самодовольства, — что к тамошнему судье я попал, когда меня арестовали в прошлый раз.

— Чарльз, — вдруг прошептала Эдна, — а что бы ты сделал, если бы я вдруг не пошла с тобой сегодня в театр?