Отпущение грехов

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну и что тут такого? — не выдержал Роджер, с затаенной злобой посмотрев на приятеля, потом на жену. — А то ты не знаешь, что я не каждый день валяюсь в ванной, — у меня нет на это времени!

Томпкинс испустил очень тяжкий и очень долгий вздох.

— Приняв ванну, — продолжил он, из милосердия окутав пеленой молчания варварские привычки друга, — я завтракаю и еду в свой нью-йоркский офис, там я тружусь до четырех. И ни минутой больше. Летом сразу же мчусь на площадку для гольфа, где меня ждут мячи и девять лунок. Зимой играю в сквош у себя в клубе. Потом партия бриджа — азартная все-таки штука! — примерно до ужина. Ужин обычно так или иначе связан с бизнесом, но, так сказать, с приятной его стороной. Например, совсем недавно я закончил отделку дома одного клиента, так он хочет, чтобы я непременно был у него, так сказать, под рукой на первой же вечеринке. Надо будет посмотреть, достаточно ли мягкое освещение, ну и прочие мелочи. А могу просто посидеть дома с томиком стихов, один. В любом случае я каждый вечер позволяю себе немного расслабиться.

— Как это, наверное, чудесно, — с жаром произнесла Гретхен. — Мне бы хотелось, чтобы и мы так жили.

Томпкинс стремительно к ней наклонился, нависнув над столом.

— Все в ваших руках, — сказал он убежденно. — Почему бы нет? Послушай меня, если Роджер каждый день будет махать клюшкой, загоняя мяч в девять лунок, это будет чудесно. Скоро он не узнает сам себя. Работа пойдет гораздо лучше, он будет меньше уставать, меньше нервничать. Так в чем же дело?

Он прервал свой монолог. Роджер демонстративно зевнул.

— Роджер! — сердито крикнула Гретхен. — Нельзя же быть таким невоспитанным. Если бы ты послушался Джорджа, то и зарабатывал бы больше. — Она с оскорбленным видом снова повернулась к Томпкинсу. — Наша последняя новость: он собирается работать по вечерам, полтора месяца без передыху. Говорит, что опустит все жалюзи и что мы будем торчать дома, как отшельники в пещере. Весь этот год он проделывал этот фокус каждое воскресенье, а теперь будет так развлекаться целых шесть недель, каждый божий день. Из вечера в вечер.

Томпкинс сокрушенно покачал головой.

— К концу этого срока, — тоном провидца изрек он, — ему потребуется медицинская помощь. Позволь мне тебя просветить: во всех нью-йоркских частных клиниках полно таких же упрямцев, как ты. Нервная система — вещь тонкая, совсем немного ее перетрудишь и — бац! — что-нибудь сломаешь. Сэкономишь четыре лишних дня для своей ненаглядной работы, а потом тебя на год с лишним упрячут в больницу. — Он умолк и с улыбкой обернулся к Гретхен. — Я уж не говорю о том, что ждет тебя, — теперь уже ласково продолжил он. — По-моему, именно на плечи жены ложится все бремя этих безумных нагрузок. Она страдает даже больше своего мужа.

— Да я не против, — великодушно заверила Гретхен.

— Она-то как раз против, — мрачно уточнил Роджер, — и еще как против. Ведь эта глупышка не видит ничего дальше своего носа, она думает, что пройдет целая вечность, прежде чем я получу признание и она сможет наконец накупить себе разных обновок. Но тут уж ничего не поделаешь. К сожалению, это любимый их трюк, женщин, я хочу сказать, — сесть в сторонке, будто их твои проблемы вообще не касаются, а ты крутись как хочешь.

— Твои представления о женщинах устарели лет на двадцать, — соболезнующим голосом произнес Томпкинс. — Женщины больше не желают просто сидеть в сторонке и чего-то там ждать.

— Ну тогда и выходили бы за сорокалетних, — упрямо гнул свое Роджер. — А если уж вышла по любви за молодого парня, заранее будь готова к некоторым — отнюдь не катастрофическим — жертвам, пока муж не добьется приличного положения.

— Давай не будем об этом, — не выдержала Гретхен. — Роджер, я тебя умоляю, не нужно портить хотя бы сегодняшний вечер.

В одиннадцать Томпкинс подвез их прямо к дому, но они не стали сразу заходить, а какое-то время любовались зимней луной. С неба сыпал мелкий пушистый снежок. Роджер, набрав полную грудь воздуха, порывисто обнял Гретхен за плечи.

— Я могу зарабатывать гораздо больше, чем он, — медленно произнес он, тщательно выговаривая каждое слово. — И я буду зарабатывать больше, всего через сорок дней.

— Сорок дней, — она вздохнула. — Кажется, что это ужасно долго, когда знаешь, что все вокруг будут радоваться жизни и веселиться. Если бы можно было на сорок дней заснуть.

— А это неплохая мысль, душа моя. Приляжешь вздремнуть, а когда проснешься, все уже позади, все замечательно. Это будет для тебя сюрпризом.

Чуть помявшись, она задумчиво спросила: