Хвост убежал. Не с кем ему теперь в шашки играть.
Возле реки я связал кучу хвороста и переплыл на другой берег. Тропа была затянута подсыхающим илом и сухой травой, принесенной водой. Но шагать все равно легко. Наверное, из-за весны. Я уходил, на душе моей было легко.
Через четверть часа пути я встретил грамотея. Он сидел недалеко от тропы, возле дерева, возле сосны, привалившись спиной к стволу, совсем так, как я увидел его первый раз.
Он был не похож на себя зимнего. Лицо его было чисто и доброжелательно, спокойно, точно он совсем не был мертвым. Он улыбался. Вода забрала все лишнее, унесла. Пришло солнце, испарило годы, и грамотей был уже просто человеком, а не носителем культуры.
Вокруг было полно волчьих следов. Они кружили рядом, и некоторые осмеливались подойти близко, совсем близко, на шаг, на вдох. Но ни один не решился его тронуть.
Я постоял некоторое время возле, потом отправился дальше, вдоль реки. Я не очень знал, куда идти, но знал, что дойду. Дойду, а чего? Знал, что там, за воротами райского сада, все еще жив единорог. Знал, что в далеких вечерних сумерках овсяного поля уже ждет меня злой и невыспавшийся страж. Я буду краток, если что».
Сестрорецкий закончил чтение и закрыл тетрадь. Выражение лица у него было непонятное, а паузу он повесил умело.
– Ну? – не утерпел я. – Как?
– Пойдет, – сказал Сестрорецкий. – Нормально для дебюта, хотя и длиннотно. Только почему «Соленый стриж»? И где четвертая часть? Тут же явно не хватает логичной четвертой части, одни обрывки. Фрагментарно как-то…
– Не сделал пока, – объяснил я. – Только финал написал. Думаю до конца лета закончить, там и название объясняется. Соленый стриж это…
– Неплохой рассказец может получиться, – отметил Сестрорецкий снисходительно. – Но, конечно, надо дорабатывать. Дорабатывать, добиваться прозрачности звука, избавляться от блох.
Я почувствовал, как горят уши. Зря я Сестрорецкому дал почитать, совсем зря. Сестрорецкий хоть и поэт, а свинья. Блохи ему мешают, блоха свинье не товарищ.
– Правда, есть один большой минус, – сказал Сестрорецкий.
– Какой?
– Вранье все это. – Сестрорецкий почесал моей тетрадью подбородок. – Байки старого примуса, а художник должен глубоко…
Сестрорецкий сжал кулак, потряс им у меня перед лицом, чтобы я не сомневался, что художник должен глубоко.
– Это не байки, это правда, – возразил я. – Все так и было.
– Ага, так все и было, само собой… Кстати, и финал мне тоже не очень нравится.
Сестрорецкий поковырял в зубах ногтем.
– Как-то… не так, – сказал он. – Недожато.
ebooksa