Пролог (сборник)

– Он у нас один из лучших. – Сестрорецкий указал в меня пальцем. – Хоть чирьи, хоть струпья, хоть от чесотки. Пером лишь взмахнет – зудни так и дохнут, так и дохнут.

– Хорошо бы… – Мужик поглядел на меня с надеждой. – А то лекарь много просит…

– Не верьте лекарям, – посоветовал Сестрорецкий. – Они лгуны и нечестивцы. А их предводителя давно пора высечь. А мы совсем недорого берем…

– Хорошо бы…

– Завтра приходите, – сказал Сестрорецкий. – С утра, а лучше к обеду. Все будет как надо. Никаких чирьев, наш прозаик по чирьям мастак. По чирьям и свищам.

Сестрорецкий кивнул на меня:

– У нас его так и называют – Повелитель Свищей. Так что завтра все будет нормально, в течение недели недуг отступит…

Сестрорецкий взял Кордубана под локоть и выпроводил его из лавки. Достал из лукошка яйцо, пробил пальцем дырку, выпил, зажмурив глаза.

– Ему дегтем помыться надо и загорать лучше, – сказал я. – И квас еловый. Чирьи и пройдут.

– Тоже мне, докторишка выискался. – Сестрорецкий пнул меня в ногу. – Дегтем пусть лекари пользуют, а ты словом должен. Словом врачуй души людские! Словом! С чирьями-то справишься?

Чирьи лучше всего юмором. Я давно заметил, чирьи хорошо юмором отписывать. Юмористический рассказ, развернутый анекдот, сатирическая новелла. «Чирьи и тьма», «Адский прыщ Кордубана», «Повелитель Свищей» тоже пойдет. Объем небольшой, обычно странички вполне хватает, чтобы нарывы отступили. Вечером на подоконнике разверну, часа за два. Кривоухий, мой сосед по келье, с таким вообще за полчаса справляется, раз-два, чирьев и нет, а мне повозиться надо. Зато у меня шпора хорошо получается, ко мне уже четверо за месяц приходили, и все удачно. Но надо учиться, расширять круг тем.

– Или на Кривоуха чирьи свалим?

– Сам разберусь, – сказал я.

– Как знаешь…

Сестрорецкий зевнул.

– Все-таки хорошо, что я не прозаик, – сказал он. – Поэзия всяко почище, ни тебе чирьев, ни рожи, ни золотухи. В худшем случае похороны…

Сестрорецкий немного помолчал, потом прочитал с поэтическим выражением:

Скорбим и помним мы любяВ отчаянье заламывая рукиИ сердце горем бередяПриемлем сладостные муки

– Почему сладостные? – не понял я.

Сестрорецкий пошевелил бровями.

– Ну, можно просто муки, – поправился он. – Какая разница? Ты лучше про чирьи свои думай, поэзию не трогай, поэзия это штука тонкая, не всякому по росту…