Нефритовая орхидея императрицы Цыси

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что же вы сразу не сказали? Я же вас спрашивал в день убийства: был во дворе кто-то посторонний? Вы как один ответили «нет».

— Так мы же думали, вы насчет убийцы, а он китаец.

— А что, разве китаец не может быть убийцей?

— А что, может? — Мальчишки подозрительно уставились на майора.

Вот и работай с такой командой. Но еще хуже, что никто не смог точно описать его внешность.

— Обыкновенный китаец. Глаза вот такие, — показывал один из пацанов.

— А какой он был? Тонкий, толстый, высокий, маленький? Молодой, старый?

— Обыкновенный.

— Средний он был. И роста среднего, и вообще. В белой рубашке и в серых брюках, — со знанием дела произнес Петька Кулешов.

— Молодой хоть или старый?

Петька пожал плечами:

— Средний.

На улице Восстания у дома Павловых китайца никто не видел, что, в принципе, неудивительно: парадная выходит прямо на улицу, там и детвора не играет, и старушки на лавочке не сидят. Да и в самом дворе на улице Восстания старушек не было — местные жители предпочитали ходить в соседний сад, у бывшей Греческой церкви.

На 6-й Красноармейской китайца тоже припомнили, хоть и не сразу. Дворник из соседнего двора и продавщица из небольшого продуктового магазина на углу видели, как в день убийства то ли китаец, то ли узбек, а может, и казах, поди их разбери, сворачивал в арку дома, где проживала покойная Точилина. Но и здесь повторилась та же история. Самыми яркими приметами, которые запомнились свидетелям, оказались белая рубашка и серые брюки. Да каждый первый в городе ходил в белой рубашке и серых брюках.

Пришлось перетряхивать всех прибывших в Ленинград китайцев и разыскивать среди них проживающих или ранее проживавших в Харбине. Только делать это приходилось максимально тактично, через посольство, без спешки, скрывая истинную причину — чтобы не обидеть китайских товарищей. А время шло, и тот самый китаец давно мог отбыть на родину.

И, видимо, отбыл, потому как отыскать его майору Остапенко не удалось. А потом грянул XX съезд партии — развенчание культа личности, не одобренное китайскими товарищами, и полный разрыв отношений между двумя странами. Все китайцы вернулись на родину. Убийцу трех женщин так и не нашли, преступление осталось нераскрытым.

Глава 20

1861 год

Иностранцы обосновывались в столице. Император Сяньфэн оставался в Охотничьем домике — отсюда он теперь управлял империей. Сюда стекались донесения, нарочные, загоняя коней, спешили за пределы Великой Китайской стены. Приближалась зима. В суровом северном крае она наступала быстро, а дворец не был приспособлен для столь длительного проживания, к тому же зимой.

Двор роптал. Министры уговаривали императора вернуться в столицу. Вельможи нашептывали, что в стране могут снова начаться бунты, если Сын неба не будет восседать на престоле в Запретном городе. Но Сяньфэн был неумолим. Самая мысль о том, что он может вернуться в город, кишащий белыми дьяволами, была нестерпима.