– Юмористический, – ответил я, утопая.
– У нас уже есть юмористика. На три номера. Сидоров написал, – сказал редактор. – Дайте что-нибудь авантюрное.
– Есть, – ответил я быстро, – есть, есть, как же!
– Расскажите план, – сказал, смягчаясь, заведующий.
– Кхе… Один нэпман поехал в Крым…
– Дальше-с!
Я нажал на больные мозги так, что из них закапал сок, и вымолвил:
– Ну и у него украли бандиты чемодан.
– На сколько строк это?
– Строк на триста. А впрочем, можно и… меньше. Или больше.
– Напишите расписку на 20 рублей, Бенвенуто, – сказал заведующий, – но только принесите рассказ, я вас серьезно прошу.
Я сел писать расписку с наслаждением. Но мозги никакого участия ни в чем не принимали. Теперь они были маленькие, съежившиеся, покрытые вместо извилин черными запекшимися щелями. Умерли.
Кассир было запротестовал. Я слышал его резкий скворешный голос:
– Не дам я вашему Чинизелли ничего. Он и так перебрал уже 60 целковых.
– Дайте, дайте, – приказал заведующий.
И кассир с ненавистью выдал мне один хрустящий и блестящий червонец, а другой темный, с трещиной посередине.
Через 10 минут я сидел под пальмами в тени Филиппова, укрывшись от взоров света. Передо мной поставили толстую кружку пива. «Сделаем опыт, – говорил я кружке, – если они не оживут после пива, – значит, конец. Они померли – мои мозги, вследствие писания рассказов, и больше не проснутся. Если так, я проем 20 рублей и умру. Посмотрим, как они с меня, покойничка, получат обратно аванс…»
Эта мысль меня насмешила, я сделал глоток. Потом другой. При третьем глотке живая сила вдруг закопошилась в висках, жилы набухли, и съежившиеся желтки расправились в костяном ящике.
«Живы?» – спросил я.
«Живы», – ответили они шепотом.