– Все имеется, только умоляю тебя: уйди ты к чертям!
– Ишь какая прыткая, я уйду, а в энто время одежу покрадут. А кто отвечать будет – дядя Иван. Во вторник мужской день был, у начальника станции порцигар свистнули. А кого крыли? Меня, дядю Ивана!
– Дядя Иван! Да хоть отвернись на одну секундочку, дай пробежать!
– Ну ладно, беги!
Дядя Иван отвернулся к запотевшему окошку предбанника, расправил рыжую бороду веером и забурчал:
– Подумаешь, невидаль какая. Чудачка тоже. Удовольствие мне, что ли? Должность у меня уж такая похабная… Должность заставляет.
Женская фигура выскочила из простыни и, как Ева по раю, побежала в баню.
– Ой, стыдобушка!
Дверь в предбанник открылась, выпустила тучу пара, а из тучи вышла мокрая, распаренная старушка, тетушка дорожного мастера. Старушка выжала мочалку и села на диванчик, мигая от удовольствия глазами.
– С легким паром, – поздравил ее над ухом сиплый бас.
– Спасибо, голубушка. Спас… Ой! С нами крестная сила. Да ты ж мужик?!
– Ну и мужик, дак что… Простыня не потребуется?
– Казанская Божья мать! Уйди ты от меня со своей простыней, охальник! Что ж это у нас в бане делается?
– Что вы, тетушка, бушуете, я же здесь был, когда вы пришли!
– Да не заметила давеча я! Плохо вижу я, бесстыдник. А теперь гляжу, а у него борода, как метла! Манька, дрянь, простыней закройся!
– Вот мученье, а не должность, – пробурчал дядя Иван, отходя.
– Дядя Иван, выкинься отсюда! – кричали женщины с другой стороны, закрываясь тазами, как щитами от неприятеля.
Дядя Иван повернулся в другую сторону, оттуда завыли, дядя Иван бросился в третью сторону, оттуда выгнали. Дядя Иван плюнул и удалился из предбанника, заявив зловеще:
– Ежели что покрадут, я снимаю с себя ответственность.
В воскресный день измученный недельной работой дядя Иван сидел за пивом в пивной «Красный Париж» и рассказывал: