Гуляя вечерами по празднично украшенному городу, почти ни о чем не говорили. Лишь время от времени обменивались лучиками влюбленных взглядов да искали место, куда бы укрыться от любопытных глаз и снова до одури раствориться в поцелуях. И прошлое не вспоминали. В письмах все обговорено, и тема закрыта. Нечего попусту язык мозолить. Чем меньше открываешь рот, тем весомее становится каждое слово.
За последнее время Митька научился четко определять для себя причину многословия любого человека. Одни прячут за красивыми словами свою далеко не ангельскую суть, и слова служат им маскировочной одеждой. Другие словами уводят внимание человека в нужную им сторону, подальше от щекотливых моментов, которые требуют обсуждения. Третьи заполняют этикетом пустое пространство, чтобы не проскочило в нем вольтовой дуги возникшего напряжения. Существует и сугубо бытовая речь. Ее Митька сравнил бы с театральными декорациями, без которых в «театре жизни» не обойтись. А есть слова, которые идут из глубины души и несут в себе такой энергетический посыл, что могут ввести человека в состояние неописуемой радости или умопомрачительного отчаяния. Митька дошел до этого сам, ни в каких книжках он об этом не читал. Откуда приходило это знание, сам не знал. Но стоило сконцентрировать свое внимание на какой-то проблеме – будто кто в голову вкладывал нужную информацию.
И самое главное, в школе теперь к нему ребята прислушивались. Это он не раз замечал. К примеру, объявит математичка контрольную – все взоры на Митьку: «Как, Гуманоид, думаешь, действительно будет или на пушку берет, чтобы материал лучше повторили?» За математичкой водилось. Скажет Митька – как нитку в иголку вденет. Не придет Марков в школу, все гадают: очередной фингал от драки или гриппом заболел? А Митька вяло так заявит: «К третьему уроку явится». И точно: вваливается со звонком на третий урок живой и здоровый. Проспал.
В самый канун Рождества пошли с Ритой в собор на праздничную службу. Народу возле церкви собралось столько, что их просто несло людским потоком – знай успевай переставлять ноги. Зато снова был повод обнять Риту. Ограждая девушку от толчков чьих-то острых локтей, Митька, будто ненароком, прижимался губами к ее золотистому виску и вдыхал тонкий аромат ее духов. И этот сладковатый запах прямо-таки дурманил голову. А после службы, чтобы сократить путь до тетиного дома, которая жила в другом микрорайоне, пошли через гаражный кооператив.
В центре пустыря, возле елки, горел костер, вокруг которого танцевала молодежь. Елка была украшена бумажными гирляндами и фонариками. Снег вокруг был притоптан. Значит, она здесь не росла, а была привезена на случай праздника. Стало быть, чужая тусовка.
– Давай потанцуем вместе с ними, – предложила Рита и потащила его за руку к костру.
Интуиция подсказывала Митьке, что делать этого не надо. Но Рите так хотелось потанцевать! Однако чем ближе подходили к костру, тем тревожнее становилось на душе. Рита тоже замедлила шаг. Снег возле елки был утыкан пустыми бутылками из-под вина и водки. Лица танцующих были в масках, но не в маскарадных, а в матерчатых. Сквозь прорези для глаз нервно блестели зрачки. Занесла же их нелегкая! Но путь назад был уже отрезан. Они оказались в плотном кольце кривляющихся фигур. И танец совсем не напоминал новогодний хоровод. Пока они переглядывались, соображая, что к чему, откуда-то из-за гаражей по свистку выбежала здоровая овчарка и, опутав Митькины ноги цепью, завалила его на снег. Рита растерянно заметалась вокруг, пытаясь помочь ему встать. Но чьи-то сильные руки бесцеремонно и грубо затащили ее в хоровод.
– А ну-ка дайте мне сюда эту даму! – раздался чей-то развязный голос.
– Эта дама с Амстердама! – пискляво ёрничал коротышка в ватнике.
– Откуда он ее, кружевную, выписал?
– Какая разница! Была ваша – станет наша! – подытожил все тот же писклявый голос.
Митьку передернуло. Опять попытался встать, но собака с силой дернула цепь. Снова упал в снег.
– Не рыпайся! Надежно! Кому первому свою кралю подаришь?
И множество рук потянулось к Рите, словно хотели на куски разодрать ее вместе с дубленкой. От ужаса Рита даже не могла кричать и только искала глазами Митьку. А Митька валялся в снегу рядом с овчаркой, на чем свет кляня себя за свою беспомощность. Какое-то омерзительное существо в песцовом полушубке расплевывало вокруг пошлости. От хрюкающего смеха этой особы Митьку замутило. Метнул взгляд на собаку. Заметил у ошейника карабин. Отлично! Как он сразу-то не догадался?! Щелчок – и пес вольготно побежал обнюхивать ствол елки. Митька быстро освободил ноги и дал им волю. Даром, что ли, столько лет ходил на тренировки! Да и неожиданность сыграла свою роль. И вот он уже рядом с Ритой. Девушка прижалась к нему, дрожа всем телом. Свора взвыла, заулюлюкала и снова стала окружать их плотным кольцом. Глазницы масок лихорадочно блестели. Ясно было, что добром это не кончится. Нужно было срочно что-то предпринимать. Но что?! Полная луна заливала светом пустырь. И все, что сейчас происходило вокруг, казалось каким-то дьявольским спектаклем. А маски так и дышали вожделением. Надвигались медленно: то ли нагоняли страх, то ли выдерживали какой-то странный ритуал. Митька уставился в костер. Руки машинально зашарили по карманам. Чем бы отвлечь их внимание? Хоть на минуту! В одном из карманов нащупал два патрона, которые оставались в куртке с самого Нового года. Приятель обещал выпросить у отца-гаишника ракетницу, да тот не дал: не игрушка, мол. И надо же, пригодились!
Быстро швырнул патроны в костер:
– Ложись!!!
Свора замерла, закрутила головами. Митька первым упал в снег, прикрывая собой Риту. Маски, как по команде, тоже рухнули наземь. И стало так тихо, словно онемел весь мир. Но взрыва не последовало. И только злорадная луна насмешливо пялилась на замерших у костра людей. Первой опомнилась баба в полушубке, зашлась в сиплом смехе:
– Ой, умора! Кого напугались!
Зашевелились и остальные.
«Ну?!» – мысленно молил Митька. Понимал,
ebooksa