— Кто же ты, запертый преступник?.. — бормотала я, отмеряя шагами расстояние до ратуши.
Наверное, бандиты и преступники тоже спят.
Или хотя б иногда отдыхают.
Но я пошла одна, ночью, через весь город, не подумав, и на меня никто не напал. И опасности я не чувствовала.
Но в ратуше, стоило мне ступить в тихий зал, я тотчас ощутила запах опасности, и паника накрыла меня с головой.
Он плыл по воздуху, острый и сильный, сладкий и тошнотворный. Запах проклятых духов, словно злодей из леса, в своем душном меховом плаще, только что прошел тут.
Я отшатнулась, забилась в темноту, зажала рот рукой, чтоб не выдать себя ни криком, ни шумным дыханием.
Злодей здесь! Прямо сейчас он ходил тут! Совсем рядом с Эваном! Это у кого ж столько нахальства?! Или отчаянной разбойничьей смелости?!
И зачем он тут ночью бродит? Что-то ищет? За кем-то следит?
***
Больше всего мне хотелось тотчас удрать. Уйти в свою комнату, спрятаться от страшных голосов и таинственных теней.
Но я помнила о несчастном Роме и о своем обещании найти и покарать его убийцу. И потому лишь отступила в тень погуще, чтоб негодяи меня не увидели, и вся обратилась в слух.
Тот, кто был зачинщиком всех бед, все так же прятал свое лицо, поднимая повыше меховой ворот плаща.
Несмотря на теплую одежду он, кажется, простудился и то и дело чихал, и хрипел простуженным горлом.
Его мне опознать не удалось.
А вот его собеседника я узнала без труда. Вернее, собеседницу.
Это была Толстая Елена, содержательница местного публичного дома. Такая же противная, какая и глупая. Однако, некая коммерческая жилка в ней была; свои дела Елена вела хорошо, не голодала. Об этом свидетельствовала ее раздавшаяся талия, залоснившееся круглое лицо и красный мясистый рот.
Зубки у Елены были хоть и редкие, но белые и здоровые. Когда она говорила или улыбалась, ее рот противно выворачивался, губы становились чуть не в два раза толще. И лицо ее приобретало хитрое и удивительно дешевое выражение.
— Ганс твой никуда не годится! — хрипел негодяй, содрогаясь от сиплого кашля. Чтобы Елена не видела его лица, он держал напротив лица белую маску, кажется, картонную, обычную маскарадную. — Не может мне поймать эту девку! А ведь она-то ходит по всему городу свободно! Тоже мне, отчаянный малый…
Он снова закашлялся, и Толстая Елена с отвращением отряхнулась, словно он всю ее обчихал своими соплями с головы до ног.