– Хочешь, чтобы я отправился к своей мамаше-шлюхе? – зло бросаю в ответ.
– Нельзя так о родной матери говорить, – назидательно отвечает Максим. – Ты ведь не знаешь всех обстоятельств.
– Ты, что ли, знаешь? – сужаю глаза и злобно смотрю на мажорку. Ну, давай, мать твою, признайся еще в чем-нибудь эдаком, и я пошлю и тебя так же далеко и надолго!
– Нет, я не знаю. Просто подумалось, – уклоняется Максим.
– Подумалось ей, – говорю, умеряя злой пыл. – Ладно, пошли отсюда.
– Куда?
– Ты домой, к своему Костей, а я… к Лизе, наверное. Больше некуда, – отвечаю.
– Может быть, у меня переночуешь? – спрашивает Максим.
Предложение очень дерзкое, с намёком, как мне кажется. Даже волоски на шее встают дыбом от предвкушения того, что может случиться с нами там, в этой маленькой квартире. Ах, ну да. Там же Костя.
– Нет, я лучше к Лизе, – отвечаю мажорке, едва справившись с почти непреодолимым желанием сказать «да».
– Хорошо, я тебя отвезу, – говорит Максим.
Мы спускаемся вниз. На посту охранники. Видят нас и удивляются. Один тянется к телефону, чтобы доложить главе компании: нашлись оба. Но Максим зло шипит на него: «Только попробуй, я тебе руки переломаю». Я ощущаю благодарность мажорке за эти слова. В эти секунды она – моя защитница. Не желаю возвращаться в кабинет отца, чтобы увидеть там эту… предательницу, свою мать. Мы выходим через стеклянные двери, и охрана провожает нас взглядами. Тот, возле телефона, так и не решился позвонить. Я знаю: он сделает это, как только спустимся с крыльца. Но будет уже поздно.
Так и получается. Максим седлает своего железного коня, я усаживаюсь за ней и берусь за талию. Как в ту самую ночь, когда она везла меня, пьяного, впервые к себе домой, чтобы дать возможность прийти в себя и окончательно перед отцом и его гостями не опозориться. Забавно. Я по-прежнему говорю о том человеке, Кирилле Андреевиче, как о собственном родителе. А он, как выяснилось всего час назад, таковым и не является. То есть лишь формально.
Что же дальше будет? Ну, с бывшим (теперь уже) папашей всё понятно. Из списка наследников состояния он меня вычеркнет завтра же, поскольку зачем передавать что-то человеку, который никоим образом не связан с ним узами родства? Общаться мы, конечно же, перестанем. По той же самой причине.
Да и черт с ним! В конце концов, почему я должен волноваться по этому поводу? Он же бросил нас с матерью ради Максим. Да, ему тяжело всё это переварить, наверное. Вот попал мужик в переплёт! Сын оказался чужим. Прямо тайны мадридского двора какие-то! Хотя сам виноват, с него начался снежный ком предательства: он бросил родившую от него девушку.
Так, с бывшим папенькой разобрались, мамаша на очереди. Здесь труднее вопрос решить. Я презираю ее, ненавижу, видеть не хочу. Факт неоспоримый. Могла, она просто обязана была мне сказать, чей я сын на самом деле! Но даже этого не знаю. Выходит, отчество у меня не Кириллович, и Игоревич. Надо бы в интернете… Хотя как я там его найду! Кроме имени, ничего о нем не известно! Может, он хороший, добрый человек, достойный член общества. А может, подзаборная пьянь и давно уже гниет в безымянной могиле.
Ну, мамаша, спасибо тебе большое! Удружила! Земной поклон тебе, сучке, за мою изгаженную жизнь! Вот как же хочется прямо сейчас взять и как дать тебе по хитрой наглой морде чем-нибудь тяжелым! Я буквально вижу, как хватаю стул и со всего маху… Всплеск ярости приводит к тому, что непроизвольно сильно вцепляюсь в бока Максим. Да так сильно, что она резко ведет рулём и почти теряет контроль над мотоциклом.
Технику сильно вихляет из стороны в сторону, машины вокруг нас резко сигналят – их водители испуганы нашим внезапным поведением. Максим железным усилием удается удержать мотоцикл. Она через две полосы проводит его направо и останавливается на обочине. Я слезаю, снимаю шлем, нервно закуриваю.
– Чуть обоих не угробил, – говорит мажорка. Но в её голосе нет злобы, она словно констатирует едва не свершившийся факт. – Что с тобой?