Полночь в Малабар-хаусе

– Это еще ничего не доказывает, – возразил Шанкар, хотя он явно был потрясен. – Многие приезжают в Бомбей и меняют личность. В этом нет преступления.

Персис снова сунула руку в карман и вынула еще две вырезки. На одной из них был снимок Сакины Байг, а на шее у нее – ожерелье с павлинами.

– Это убитая невестка наваба в том самом ожерелье. Фотография сделана незадолго до ее смерти в 1947 году.

Затем она показала другую вырезку – ту, которую нашла в столе сэра Джеймса в самом начале расследования.

– А это фото из «Таймс оф Индиа», сделанное два месяца назад, на открытии клуба «Гульмохар». Здесь мы видим Минакши Рай, невесту Ади Шанкара, а на ней – точно такое же ожерелье.

Она посмотрела Шанкару в глаза.

– Каким образом ожерелье погибшей женщины, украденное ее убийцей, попало к вашей невесте?

– Вы хотите обличить меня с помощью каких-то старых газетных вырезок?

– Вас обличают не они, а ваша трость.

– Вы не поверите, на какие чудеса способна современная судебная медицина, – подал голос Арчи Блэкфинч. – От микроскопических следов крови избавиться не так-то просто. И я не сомневаюсь: как только я осмотрю вашу трость, мы сможем связать убийство с вами.

Воцарилось ошеломленное молчание. Лицо Шанкара оставалось непроницаемым, но потом он, казалось, решился на что-то.

– Просто поразительно, – сплюнул он. – Мы с готовностью убиваем тысячи людей во имя богов. Но стоит убить кого-то ради собственной выгоды – и это сразу нарекают кризисом совести нации. Да, я убил наваба и его семью. Он это заслужил. Он и ему подобные наживались на страданиях таких людей, как мой отец. Он был предателем. Я забрал его сокровища. А почему бы и нет? Я имел на это право, – тут он поморщился. – Ничего этого бы не случилось, если бы я по слабости своей не подарил Минакши ожерелье, чтобы она надела его в ночь открытия «Гульмохара». С этого все и началось. Вы правы, инспектор, он увидел ожерелье в той статье. И, как только заподозрил, что это было то самое ожерелье из отчета, он решил провести расследование. Подружился со мной. А потом отправился в Джаланпер и нашел свои ответы. Нашел Сурата Бакши – то есть меня.

– И что случилось потом?

– 29 числа он пришел ко мне домой и показал вырезку с моим фото и именем – Сурат Бакши. Он рассказал мне о своих бумагах и о своем расследовании, а потом назвал цену за свое молчание. Половина украденных драгоценностей и 50-процентная доля в клубе. Как видите, здесь вы оказались правы. Тогда я и понял, что мне придется его убить. Он думал, что поступает разумно, прося только половину. Но такой человек, как он, не остановился бы, пока не забрал все, что у меня есть. Он попросил меня прийти к нему на бал и взять с собой ожерелье. Я должен был дать ответ в тот же самый вечер, и, разумеется, он ждал строго определенного ответа. Я согласился, хотя бы чтобы выиграть время для раздумий. Вечером на балу я вручил ему ожерелье и договорился о визите Вишала Мистри, чтобы он подтвердил его ценность. И, конечно же, после этого я не мог оставить Мистри в живых. Эта ниточка могла привести ко мне.

– Значит, это вы убили сэра Джеймса? – спросила Персис.

– Да. Он настоял, чтобы я остался на балу. Я должен был притвориться его другом. Тогда его дальнейшее объявление о том, что он приобрел долю в моем клубе, выглядело бы естественным развитием событий.

– Эту картину портит только одна крохотная деталь, – сказала Персис. – Ваше алиби. Как вы совершенно верно сказали ранее, вы не могли убить сэра Джеймса.

– Говорю вам, это был я. Я убил его кинжалом, который у меня в трости. Я признаюсь.

– Нет. Этого вы сделать не могли. Но кое-кто еще – мог. Кто-то, кому вы доверяли. Кто-то, чью жизнь мог разрушить шантаж сэра Джеймса.

Персис повернулась к Минакши Рай.