– Ладно, – громко произношу я. – У нас впереди длинный день, Освальд. Пора выдвигаться.
Секунду Уильям наблюдает за мной, будто пытается понять, продолжать разговор или нет. Но затем моргает – и выражение его лица становится нейтральным. Он переключает свое внимание на Освальда.
– Вечером буду ждать вашего рассказа о том, как все прошло, – говорит он и напоследок жмет руку мистеру Мейкерсу.
Мы с Освальдом успеваем сделать несколько шагов к двери, как вдруг Уильям добавляет:
– Ах да, Саванна.
Я замираю и оборачиваюсь.
– Мне будет особенно любопытно услышать твое мнение по поводу капсулы. Обязательно со мной поделись. Возможно, наше издательство захочет добавить эту процедуру в список оздоровительных услуг.
Ну вот опять. В его деловом взгляде мелькает искорка. Если бы я не знала его, то могла бы подумать, что он берет меня на слабо.
Я натягиваю на лицо улыбку – отчасти потому, что отказываюсь признавать, что мой босс и сын директора может брать меня на слабо, а отчасти потому, что сама мысль о капсулах сенсорной депривации в списке оздоровительных услуг издательства настолько отвратительна, что почти вызывает у меня тошноту.
– Конечно, с радостью поделюсь.
Спустя восемь долгих часов мои волосы в тугом пучке на макушке так и не высохли и не распутались. И это не милый пучок. Не такой, который носят вместе с мешковатым свитером, балетками и стаканчиком кофе в руке. Другой. Из разряда «меня заперли в маленькой мокрой норе, где я целую вечность смотрела в бездну». И, чтобы вы знали: нет, я так и не расслабилась. Ни на долю секунды.
Почти весь сеанс я провела в размышлениях о своей рукописи. И чем напряженнее я о ней думала, тем сильнее мне хотелось забрать ее из тайника. А чем сильнее мне хотелось ее забрать, тем больше я волновалась, успею ли ее отправить.
А если сегодняшний банкет закончится только после полуночи? Что, если все перевозбудятся и будут бесконечно долго болтать, а мне придется играть роль хорошей хозяйки? Что, если после банкета Освальд захочет обсудить свой новый проект – и я окажусь в ловушке с человеком, чья бессонница достигла уровня Владимира Набокова, и до рассвета буду проводить с ним мозговой штурм, пока он лихорадочно стучит по клавиатуре? И самое главное – что, если я никогда не выберусь из этой капсулы?!
Я выбралась оттуда.
Приехала с Освальдом на банкет, еда на котором была вкуснее, чем все, что я когда-либо ела.
Отвезла его в отель и напоследок подбодрила перед завтрашней автограф-сессией, потому что выглядел он так, будто от одной мысли о предстоящем хаосе ему снова требовался сеанс в капсуле сенсорной депривации.
И мне удалось прокрасться обратно в «Пеннингтон» до того, как здание закрыли на ночь.
Пока внизу бряцает фарфор, я преодолеваю последний лестничный пролет и иду по коридору. На этот раз скрываться нет смысла. В издательстве остались только сотрудники кейтеринга, которые убирают то, что осталось от приветственного банкета, и Робби, давний вахтер «Пеннингтона», который пылесосит где-то на втором этаже. Успокоенная гулом внизу, я открываю дверь в комнату сигналов и уверенно захожу внутрь. Там темнее, чем обычно, и я дергаю за цепочки, освещая себе путь, пока не дохожу до металлического шкафа на другом конце комнаты. Нырнув внутрь, открываю дверь.
Через витраж светит месяц, который будто пристроился на остром желтом клюве воробья. Я улыбаюсь и выдыхаю впервые за день. Мой желудок приятно полон. Освальд благополучно сидит у себя в номере. И теперь, в пол-одиннадцатого вечера, у меня осталось полтора часа, чтобы отправить рукопись. Я вымотана, но наконец-то готова ее отпустить.
Я сжимаю пальцы вокруг цепочки, включающей свет, и печально смотрю на пол.
ebooksa