Что сказала мама? Ей очень грустно. Очень, очень грустно.
– Двенадцать швов в неотложке, Кэдди. А ты знала? Нет. Потому что я пряталась от тебя, как прятала про себя всякий другой ужас. Теперь понимаешь? И здесь. Семь недель психотерапии. Психологи, медсестры, осмотры, сраные таблетки и все такие: «Послушай, Сьюзан, мы пытаемся тебе помочь». Ты знаешь, как долго я не могла принять, что мне правда это нужно? И теперь ты приходишь сюда – ты, которая вроде вся такая хорошая, такая самоотверженная, – и заставляешь меня усомниться в правильности того, что я делаю?
Я открыла рот – то ли извиниться, то ли оправдаться, – но вместо этого разрыдалась. Таким ужасным, неконтролируемым плачем, который не скроешь и не остановишь. Я ничего не видела от слез, но перед этим я разглядела напуганное, разгневанное лицо Сьюзан и смутно поняла, что делаю как раз то, чего она боялась. Но ведь все должно было закончиться не так. Она должна была вылечиться и вернуться домой, а не уехать навсегда. Не теперь, когда с нами столько всего случилось. Я верила в счастливые концы, и сейчас мне было так грустно. Я все потеряла.
– Кэдди, – нервно сказала Сьюзан.
Имя эхом прозвучало в моей голове. «Кэдди, – подумала я, – хватит думать о себе».
– Прости, – выдавила я и, закрыв лицо руками, попыталась успокоиться.
Резко вдохнула и медленно выдохнула. Закрыла глаза. Когда я снова их раскрыла, Сьюзан, слегка склонив голову, смотрела прямо на меня.
– Ты понимаешь, почему мне нужно так поступить? – спросила она внезапно ровным, спокойным тоном.
Я сделала глубокий вдох.
– Я не хочу.
– Но понимаешь?
Я кивнула. Мне было ясно, что надо срочно все исправить. Если у меня не получится, я потеряю что-то очень важное.
– Хреновая у тебя жизнь.
Сработало. Секунду она изумленно таращилась на меня, но потом ее лицо просветлело, и она вслух расхохоталась.
– Скажи, пипец? – сказала она.
Улыбка исчезла почти так же быстро, как появилась, и ее лицо снова стало печальным и безжизненным. Она повертела ручки сумки и вздохнула.
– Боже, как же тяжело.
– Прости, – сказала я снова.
Ее слова наконец дошли до меня, и я почувствовала, что виновата. Меньше всего мне хотелось заставить ее усомниться в семи неделях прогресса.
– За что?
ebooksa