Американец. Хочешь мира…

22
18
20
22
24
26
28
30

— О’кей! — покладисто согласился корреспондент «Нью-Йорк Таймс». Тот самый, кстати, который в своё время написал, что я «бросил вызов Эдисону».

В его редакции отчего-то решили, что у него «установился плотный контакт» со мной, и от своей газеты присылало брать интервью только его. Теперь мы решили эти воспользоваться.

Натали, как и было условлено, мило что-то прощебетала о прогрессе и процветании, которое несёт Соединённым Штатам открытие Панамского канала, о том, что теперь, наконец-то, почти исчезнет разница в ценах между Западным и Восточным побережьями, и о том, как мы рады, что наш Холдинг внёс посильную лепту в ускорение этой великой стройки. Журналист задал ей несколько уточняющих вопросов и переключился на меня. Всё же, хоть моя Натали и получила титул «некоронованной королевы успешных женщин», «русским Эдисоном» и главой Холдинга «Норд» в глазах всех являлся именно я. И моё мнение интересовало газетчика куда сильнее.

— Разумеется, я полностью согласен со своей женой! — широко улыбнулся я. — Но она слегка недоговорила. Многие считают, что Американский Фронтир исчез в начале этого года, после присвоения территориям Нью-Мексико и Аризона статуса штата[5]. Я же уверен, что Фронтир исчезает тогда, когда начинается не ограниченное по объёму и недорогое перемещение людей и грузов.

Я сделал паузу, глянул ему в глаза и отчеканил:

— Фронтир в Америке исчез сегодня!

Потом опустил голову и тихо, как бы для себя пробормотал:

— Он остался только в России…

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Разумеется, это не были мои последние слова. Я много говорил о том, как я рад, что теперь каждый американец станет жить ещё лучше и богаче. Что наш Холдинг везет сюда товары, что и в этот раз мы привезли новинки, которые заинтересуют многих… Т. е. бросал ключевые фразы на разные темы. В конце концов, у нас в этой поездке много целей, пусть интервью послужит каждой из них…»

Нью-Йорк, филиал Холдинга «Норд», концеренц-зал,11 июня 1912 года, вторник

— Мистер Воронцов, вы заявили корреспонденту «Нью-Йорк Таймс», что Соединённые Штаты утратили статус нации Фронтира, и теперь это звание перехватила Россия!

Я в ответ только кивнул, хотя ничего подобного не говорил. Но корреспондент не подвёл наших ожиданий и в очередной раз извратил сказанное, представив сказанное в максимально задевающем чувства читателей виде.

— Так вы что, зовёте американцев ехать к вам в Беломорск?

— Я всегда звал к нам в Беломорск американцев. Инженеров, писателей, учёных, предпринимателей, репортёров. Джек Лондон, Марк Твен, Роберт Вуд, Элайя Мэйсон, Езекия Смит — вот самые известные имена тех, кто навещал нас. Одни остались надолго, другие погостили считанные недели, но всем им мы были рады. Были у нас и многие сотни менее известных американцев, многим из которых так понравилось, что они решили остаться…

— И вы зовёте новых? — перебили меня выкриком с места.

— Нет. Хоть, как я уже говорил, мы всегда рады американцам, вы ошибаетесь, причём ошибаетесь дважды! Во-первых, я не заманиваю. Я просто думаю, что многие, кто привык дышать воздухом Фронтира, захотят перебраться к нам. А во-вторых, в Беломорье уже тоже не фронтир. У нас там носятся курьерские поезда, регулярно ходят корабли, а электричества больше, чем где бы то ни было в мире. У нас там лучший в мире, по моему пристрастному мнению, университет и комплекс лабораторий.

Я передохнул, отпил содовой из стоящего передо мной стакана, и продолжил:

— Нет, леди и джентльмены! В Беломорск стоит ездить, чтобы увидеть образ Будущего, увидеть то, как будут жить остальные города лет через двадцать-тридцать. А некоторые — и через сорок-пятьдесят!

Зал зашумел, как рой рассерженных пчёл, но я продолжил: