Американец. Хочешь мира…

22
18
20
22
24
26
28
30

— Русский Фронтир я вижу совсем в другом месте!

— И где же? — уточнила какая-то-то дама, по виду — типичный «синий чулок».

— Я планировал рассказать об этом чуть позже. Сначала была запланирована презентация новейших материалов и прочие любопытные новинки нашего Холдинга. Но, раз уж так сложилось… Давайте поменяем порядок. И я поведаю вам, где теперь мы видим Русский Фронтир.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Именно тогда термин "Русский Фронтир» и был впервые вброшен широкой общественности. Я поведал им всё то, что вы можете найти в моей официальной биографии — расширение и модернизация порта Дудинка, строительство города Норильск и дороги между ними, освоение двух первых медно-никелевых норильских месторождений, добыча угля, обнаруженного ещё экспедицией Александра Миддендорфа, строительство крупных ТЭЦ в Дудинке и Норильске и горно-обогатительного комбината, резкое расширение пароходств на Енисее и Ангаре, расширение сети факторий в Сибири и создание сети оленеубойных пунктов на Севере…

Когда они сидели потрясённые масштабом (а я очень постарался именно оглушить масштабом) и думали, что это уже всё, я их добил сообщением, что «это только первый, малый этап». Включающий помимо перечисленного и строительство ГЭС в городе Иркутске, мощностью в шестьсот тысяч киловатт!

И что на втором этапе мы планируем резко расширить энерговооруженность тех мест, построив целую цепочку ГЭС на Ангаре и Енисее и промышленного кластера, который будет всё это потреблять. Уж поверьте, я вложил всё своё умение делать презентации в то, чтобы потрясти их. А как же иначе⁈ Я ведь знал, что обманываю их. Что лишь немногое из этого я стану делать до Мировой войны. И совершенно не предполагал, удастся ли хоть что-то из этого мне сделать потом. Именно мне. Страна-то это сделает обязательно. Когда-нибудь.

Я обманывал их по простой причине — мне были очень нужны их деньги!"

Нью-Йорк, квартира Воронцовых,11 июня 1912 года, вторник, вечер

Прежде чем открыть, в дверь, как и положено, постучали, но потом распахнули, не дожидаясь ответа. Я уже открыл рот, чтобы отчитать прислугу, но, увидел, кто вкатил столик с небольшим электрическим самоваром и несколькими тарелками с выпечкой… И так ничего и не сказал. Этого обормота воспитывать бесполезно. Он сам всё прекрасно знает. А если что-то не соблюдает, то только потому, что твёрдо убеждён — именно сейчас так надо. И скорее всего, через несколько минут ты сам согласишься, что надо было именно так.

— Осип, что ты тут делаешь? — всё же попыталась сурово нахмурить брови моя Натали.

— Я — Остап! — так же хмуро и сурово ответил он.

* * *

Ну, если смотреть в документы, то всё же Осип. Осип Беньяминович Шор, тринадцати лет от роду. Переехал в Беломорск вместе со старшим братом Натаном два года назад. Только если вы решили, что это старший брат переехал и взял с собой младшего, то вы плохо знаете нашего Остапа!

Тогда, отучившись четыре года в гимназии Илиади[6], он пришёл к деду и потребовал — именно потребовал, а не попросил — дать им с братом рекомендательное письмо в Дружину «Прогрессоров», что в Беломорске.

«А не то сами сбежим!» — предупредил он.

В ответ в лучших традициях одесского воспитания дед для начала раза три крепко всыпал ему ремня. Когда не помогло, выпорол при нём старшего брата, причём так, что тот два дня отлёживался, да и потом неделю спал на животе.

На резонные вопли обоих, мол, а Натана-то за что, дед ответил просто, но повергая их в изумление своей логикой. Дескать Натан старше на два года, именно он за обоих братьев в ответе, раз отец умер, а мать снова замуж вышла. И закончил дед риторическим, в общем-то, вопросом:

— Вот я помру, кто тогда за вами присмотрит?

— Я и присмотрю! — угрюмо ответил младший. — Я же не просто так предложил, я узнавал. Там на месте экзаменуют. И кто экзамены пройдёт, тому место в общежитии дают, и кормёжку, и форму с обувью, и место в школе. И всё в кредит, отработать можно часть за время учёбы, а часть потом, как отучишься.

— Хе, продумал он всё! — ядовито заметил дед, но задумался.