Он ведет их через овраг по более пологому склону. И там оползневая волна останавливается у тонкой линии секвой. Грязь и щебень сочатся через последний барьер, но деревья держатся. Это последняя капля для матери. Она начинает рыдать, хватает своих сыновей. Отец и Ник смотрят вверх, на обнаженный горный склон, чей гребень вдруг стал до жути низким.
— Иисусе, — шепчет мужчина, и Ник вздрагивает.
Он глядит туда, куда указывает сосед. На каждом стволе в стойкой баррикаде, которая только что спасла им жизнь, нарисован ярко-синий крестик. Жатва, запланированная на следующую неделю.
ДУГЛАС ВОЗВРАЩАЕТСЯ К МИМИ, как пес, в не самое подходящее время. Сначала просто заглянуть и проверить, все ли с ней в порядке. Затем рассказать свой самый замечательный сон. Она отключила автоответчик. Поэтому он приходит к ней домой собственной персоной, что немного сводит ее с ума.
Во сне он и Мими сидят лицом к лицу в парке красивого города на берегу еще более красивого залива. Появляется Адиантум. Она улыбается и говорит: «Подожди! Все прояснится. Вот увидишь». Дугги не может усидеть на месте от волнения, вызванного рассказом.
— Как будто она все видела! И хотела сообщить об этом. Когда я проснулся, все было таким четким. Все будет хорошо.
Мими не проявляет особого энтузиазма. Мысль о том, что «все будет хорошо», едва не вынуждает ее кричать. Поэтому он некоторое время держится в стороне. Но сон приходит снова, со свежими, новыми нюансами, о которых она, несомненно, захочет услышать. После продолжительного и настойчивого стука в дверь Мими открывает и втаскивает Дугги внутрь. Усаживает его за обеденный стол, где они приготовили к отправке тысячи протестных писем.
— Дуглас. Мы сжигали здания дотла. Мы действовали как безумцы. Общественно опасные психи. Нас растерзают. Ты это понимаешь?! Мы проведем остаток нашей жизни в федеральной тюрьме.
Он ничего не говорит. Слово «тюрьма» пробуждает в памяти отрывок прошлого — того самого, из-за которого он и ступил на эту скользкую дорожку.
— Ладно, я понял. Но во сне она обнимала тебя одной рукой и говорила…
— Дуглас! — кричит Мими достаточно громко, чтобы было слышно сквозь стены. Продолжает, понизив голос. — Больше не приходи. Я продаю квартиру. Уезжаю.
У него глаза лезут на лоб, как у лягушки, пытающейся сглотнуть.
— Уезжаешь?
— Послушай меня. Ты. Должен. Уйти. Начни новую жизнь. Возьми новое имя. Это поджог.
— Пожары мог устроить кто угодно. Нас не выследят.
— Нас уже арестовывали. Мы известные экологические радикалы. Они проверят списки. Посмотрят каждую запись…
— Какую еще запись? Мы платили за все наличными. Проехали сотни миль. В этих списках много людей. Списки ничего не доказывают.
— Дуглас. Исчезни. Забейся в нору. Не возвращайся. Не ищи меня.
— Ладно. — Его глаза горят. До нее не докричаться. Держась одной рукой за дверь, он поворачивается. — Знаешь, не то чтобы я вылезал когда-нибудь из этой твоей норы.
Ему снова снится сон. Они сидят на возвышении над городом будущего. Адиантум говорит им: «Подождите! Вы еще увидите!» И, конечно же, вокруг вырастают леса. Это превосходит все мыслимые понятия о чудесном, и Мими должна знать. Но когда он добирается до ее дома, перед входом висит большая красная вывеска: ПРОДАНО.