Отключившись, бросаю телефон на панель и с силой впечатываюсь в спинку сидения. До скрежета креплений кресла и скрипа кожаной обшивки.
Вчерашнее происшествие показало, что не такой уж я непробиваемый. Слишком много о себе возомнил.
Я видел шок и разочарование в ее глазах.
Я видел ее слезы.
Я видел, как ее машина слетела с трассы.
Я пережил клиническую смерть вчера, клянусь. Задыхался от боли вместе с Миленой и тупо бился лбом в захлопнувшуюся перед носом дверь.
Потом эта авария и озарение – твою мать, пусть она живет!.. Я даже в сторону ее не посмотрю, если будет хоть малейшая угроза сломать ее. Пусть живет. Не захочет видеть меня – заставлять не стану.
Я чуть не убил ее вчера.
Машину Евгении Карловны на внутренней парковке больнице вижу сразу. Бросается в глаза презентабельностью, вызывающей дороговизной и стоящим около нее водителем в черной униформе. Меня на территорию тоже запускают. Охранник без вопросов поднимает шлагбаум и даже подсказывает, где удобнее припарковаться.
Бабка встречает в безлюдном холле второго этажа. Одетая в светлый брючный костюм, стоит у кадки с каким-то растением.
– Как она?
– Не хочет тебя видеть. Мать тоже.
– Я знаю. – киваю нетерпеливо. – Как она себя чувствует?
– Как после сотрясения и сильнейшего шока.
– Конкретнее. – сунув руки в карманы брюк, на нервяке начинаю раскачиваться на пятках.
Я знаю, что Милена почти не пострадала. Чудом, потому что была в миллиметре от столкновения с встречной машиной и, вылетев с трассы, едва не перевернула свой Мерс на крышу.
Ее травмы иного характера. Не представляю, как она будет с ними справляться.
– Голова болит, тошнит немного. Ничего не ест.
– Почему?
– Нет аппетита. – отводит взгляд к окну. – Ни к еде, ни к жизни.