– Ты что там, уснула, старуха? – заорала она. – Нарочно копаешься? Или мозги отшибло? Впрочем, одно другому не мешает. Ну-ка, пошевеливайся!
Аджайи опустила глаза, не спеша выбрала гладкий прямоугольник и с особой тщательностью присоединила к общей линии. У нее слегка горели щеки.
– Не хочешь ли ты сказать, – вполголоса произнес Квисс, наклоняясь вперед и опуская на стол следующую пустую костяшку, – что наша пернатая подруга сумела тебя задеть?..
Он поймал ее взгляд и выпрямил спину. Аджайи, отведя глаза, отрицательно покачала головой; у нее на руках оставалось всего две пластинки из слоновой кости.
– Ничуть, – отчеканила она, приготовилась сделать ход, но в последний момент передумала, потерла подбородок и наконец выложила совсем другую пустышку.
Сверху раздалось возмущенное карканье:
– Сил моих больше нет. Полечу-ка я да посмотрю, как застывают сосульки: все веселее. – С этими словами она замахала крыльями и вспорхнула с флагштока, бормоча проклятия.
Аджайи проводила ее взглядом. Завидев красную ворону, к ней слетелось воронье попроще, а потом и несколько грачей, гнездившихся в руинах верхних башен, и вся стая устремилась к сланцевым шахтам.
– Ну и тварь, – бросил Квисс ей вслед.
Он забарабанил массивными пальцами по столу и выразительно посмотрел на Аджайи. Она кивнула и выложила пустую кость домино.
– Да я не к тому. – Квисс тоже сделал ход. – Мне показалось или тебе стало не по себе? Она ведь намекала на те обстоятельства, которые привели тебя в изгнание. – Он исподтишка метнул взгляд на свою компаньонку и тут же отвел глаза; она это заметила и мысленно улыбнулась.
– Возможно, – произнесла Аджайи, изучая домино. – Не пора ли все-таки рассказать друг другу, почему мы оказались в замке. За какие провинности нас отправили в ссылку.
– Ну… – Квисс не проявил особой радости. – Пожалуй. Не исключено, что мы даже найдем в этих историях какую-нибудь подсказку… приблизимся к правильному ответу: понимаешь, если у нас окажется что-то общее… похожие причины… вдруг это поможет нам отсюда выбраться? – Он вопросительно поднял брови, ожидая подтверждения.
Аджайи, из соображений тактичности, решила не напоминать, что в свое время, по прибытии в замок, приводила именно такие доводы. Однако Квисс решительно воспротивился ее предложению поделиться своими несчастьями. Тогда она решила, что ей остается только одно – запастись терпением.
– У меня нет возражений, Квисс. Если, конечно, ты не против.
– Я? Нет, я совсем не против, – быстро заговорил Квисс и, помолчав, добавил: – Только… ты первая.
– Тогда слушай. – Аджайи для храбрости набрала побольше воздуха. – Со мной приключилось вот что… Я служила адъютанткой у Офицера Философии; в нашей эскадре он носил звание маршала…
– Ты служила адъютанткой у самого у Офицера Философии? – с уважением переспросил Квисс.
– Именно так, – подтвердила Аджайи. – Он был страстным охотником и, хотя это занятие давно ушло в прошлое, любил возвращаться к открытым пространствам и к старым добрым обычаям – никогда не упускал такой возможности. Мне было понятно его желание приобщиться к истокам, испытать единение с природой – пусть даже с чужой природой, – в этом нет ничего предосудительного, но я не скрывала, что он, по моему мнению, не знал меры. Например, он принципиально не брал с собой никакие средства связи или перемещения, не говоря уж о современном оружии. У нас были только допотопные ружья да собственные ноги.
– Стало быть, ты его сопровождала в этих вылазках, – отметил Квисс.