Сквозь топь и туман

22
18
20
22
24
26
28
30

– Давай, грузи свои караваи.

Греней махнул рукой на телегу, где для товара Мавны предусмотрительно оставил место – среди своих бочонков с мёдом, бутылок медовухи и ящиков, полных восковых свечей.

Всю дорогу до города Мавна куталась в платок. Весна затянулась, и сейчас, в самом начале лета, ночи всё равно стояли студёные. С болот тянуло сырым землистым духом, вдоль дорог стелились туманы, и даже жерлянки[1] пели неохотно, будто через силу.

День выдался прохладным, но солнечным. Мавне нравилось приезжать в Берёзье: людей тут было много, и торговля шла бойко. Отец каждый месяц платил за место на торгу в хлебном ряду, а по соседству торговали сладостями: пастилой, повидлом, мочёными ягодами – где-то там стоял и Греней со своим мёдом. На излёте лета на сладкое слетелись бы осы, но сейчас дул зябкий ветер, и Мавна даже пожалела, что не захватила платок потеплее.

Обратно выехали уже поздно, день перевалил за половину, и Мавна пошла поторапливать Гренея: тревожилась, как бы ночь не застала в пути. Греней отшучивался, мол, лошадка сейчас понесёт налегке так быстро, что ветер засвистит в ушах.

Мавна распродала все караваи и ехала, спрятав за пазухой кошель, плотно набитый монетами, но у Гренея осталась пара бочонков с мёдом: цену он заломил нешуточную, мёд-то последний оставался, а до нового урожая ещё далеко.

– Солнце-то как быстро под горку катится, – вздохнула Мавна, тревожно провожая взглядом город.

– Ничего-ничего, не переживай, девочка. Управимся до темноты. А коль что, так чародеи подсобят.

Мавна только снова вздохнула.

Когда нежить только-только начинала лютовать вокруг сёл, люди пытались защищаться как могли: наговорами и оберегами, ходили к знахарям, в дорогу с собой брали ножи или хотя бы заточенные колья. Быстро поняли: от оберегов нет никакого толка. Тогда стали собирать дружины, которые стерегли деревни с наступлением темноты. Нежить после этого и правда присмирела, несколько лет почти не докучала, зато потом вновь наплодилась и осмелела.

Тогда и появились в удельных землях чародейские отряды. Говорили, что и раньше они патрулировали дороги и окрестности, но в основном наблюдали за землями, где больше всего водилось нечисти. Но когда нежить распоясалась до того, что стала кидаться на людей и бродить по деревням, заглядывая ночами в окна, чародеи начали появляться и у сёл тоже. Они и научили людей обносить все поселения высокими заборами, но ни оружия, ни оберегов не дали. Мавна нередко злилась: что за чародеи-защитники такие? Сами-то как-то справляются с нежаками, а простым людям не могут подсказать. Мало ли народу погибает? Кого-то, как маленького Раско, утаскивают на дно болот и прудов, у иных просто выпивают всю кровь в жилах, до последней капельки.

Лошадка тянула телегу вовсе не так скоро, как обещал Греней, но бортника это, казалось, нисколько не беспокоило. Он бубнил под нос какую-то песенку, гоняя травинку из одного угла рта в другой. Мавна снова вздохнула.

После торга совсем не осталось сил. Горло ныло от целого дня болтовни, голова налилась тяжестью, а сгущающийся сумрак нагонял тревогу. Песенка Гренея вовсе не вязалась с невесёлым настроением Мавны. Ей хотелось подстегнуть его: как-то пару раз она ездила на торг с Касеком, и сын бортника быстро правил своим ретивым конём, при этом телега у него совершенно не вихляла и не подпрыгивала на кочках.

Лошадка Гренея вдруг зафыркала и замедлилась, а потом и вовсе попятилась, упершись крупом в телегу. Греней вскинул поводья и прицокнул языком, но на лошадку это никак не подействовало.

– Чего это с ней? – Мавна затянула концы платка и вытянула шею, вглядываясь вперёд.

– Ума не приложу… – пробормотал бортник.

Дорога вилась бледно-серой лентой, с двух сторон подступал редкий лес, а небо в просветах между ветками казалось прозрачной ручьевой водой: разбелённое, голубовато-зелёное, высокое. И тут Мавна поняла, что солнце уже зашло.

Со стороны леса послышались зычные свистящие звуки, затрещали ветки. Мавна сжалась в комок, в ушах заухало – так колотилось сердце, что кроме его ударов ничего нельзя было разобрать.

– Да что ж… ещё ж не ночь глухая, – крякнул Греней, натягивая вожжи. – Н-но!

Лошадь испуганно заржала и понеслась быстрее, телега стала подпрыгивать, попадая колёсами в дорожные лужи. Мавна вцепилась в свой платок изо всех сил, будто именно он мог её спасти от падения и от того, что завывало в чаще.