Поражение Федры

22
18
20
22
24
26
28
30

Я весь день твердила себе эти слова. Не знаю, сводили ли они меня с ума или не давали сойти с ума, но роптания пресекали. Почти.

Зачем я вызвалась плыть сюда? Понятия не имею. Из любви к царице, как предположила она? Ну уж точно не из любви к ее дочери. Девочка тут ни при чем, просто дети меня никогда не волновали. Однако Пасифая очень любит своих детей, особенно мутанта. Возможно, поэтому я и вызвалась сопровождать ее младшую дочь в Афины – туда, где никогда не была. А теперь я тут и хочу отсюда убраться.

Я постоянно хочу отсюда убраться, но не жалею, что покинула Крит. Прислуживая царице, я провела в Кносском дворце почти всю свою жизнь. Думала, в Афинах ничего не изменится, ведь я буду прислуживать ее дочери. Зато повидаю новое место.

Другие ли здесь люди? В чем-то – да, в чем-то – нет. Грубее критян, я бы сказала. Менее цивилизованные. Говорят то, что думают, и в лицо высказывают свое мнение о тебе. Но и те и другие обожают посплетничать. Я сплетни не люблю и не распускаю язык, за что меня очень ценила царица Пасифая. Слухи вокруг нее никогда не стихают. Я думала, что должна рассказать людям правду о ней, но она ясно дала понять: это не входит в мои обязанности, пусть болтают что угодно. Достаточно того, что правду знаем она и я, поскольку всегда нахожусь при ней.

Но должна ли я отвечать афинянам, убежденным, что Федра делит постель с Ипполитом? Чего от меня хотела бы Пасифая? Федра оказалась совершенно одна в этом странном сооружении, больше похожем на лачугу, в которой я родилась, нежели на настоящий дворец. Если до Тесея дойдут слухи об Ипполите и Федре, он может убить ее. В конце концов, ее брата он уже убил.

По этой причине я все же внесла свою лепту в сплетни, направив их в более верное русло. Невзначай, не поднимая шума. Забирая постиранные вещи, я вскользь заметила, что принцесса редко покидает комнаты и мужчин не видит. Готовя еду в общей кухне, случайно обронила, что принцесса ночами спит одна. Подобные слухи не укрепят ее статус жены, но они хотя бы правдивы, в отличие от диких фантазий о Федре и Ипполите.

Разложив наши пожитки в покоях принцессы, я ожидала повторения первых месяцев в Кносском дворце: что большую часть ночей буду спать на полу за дверью, поскольку царь не устоит перед красотой и молодостью невесты. Однако Тесей не приходил, а теперь вообще уехал.

К своему удивлению, я все чаще вспоминала первые годы, проведенные в Кноссе. Я была такой юной, хотя не считала себя таковой. Как и царица Пасифая. Тогда она родила своего первого сына, прекрасного мальчика. Она не раз говорила мне, что большего счастья, чем у них с царем Миносом, испытать невозможно.

Потом появился второй сын. Следом – слухи, жестокий смех и решения, которых мне, дочери пастуха, а не потомку богов, не постичь. Так сказал мне сам Минос. Точнее, прокричал в одну из тяжелых ночей. Я думала, меня уберут от царицы, но Пасифая, должно быть, замолвила за меня словечко.

После этого она родила двух чудесных девочек. И хотя я никогда не сплетничала, мне постоянно хотелось сказать тем, кто за спиной называл царицу Пасифаю проклятой: «Дай вам возможность, вы бы с радостью поменялись с ней местами, мутант ее сын или нет». Но, возможно, я ошибалась.

Я не просто не верила слухам о мальчике, а знала, что в них нет правды. Для начала: царица не смогла бы совокупиться с быком без моего ведома. Прошу прощения за грубость, но так и есть. Что же касается той чуши, что Дедал сделал для Пасифаи деревянную корову, в которую она и забралась…

Во-первых, где они могли бы обсуждать подобное, ни разу не оказавшись наедине? За общей трапезой, в присутствии царя и придворных?

Во-вторых, я пятнадцать лет жила в сельском доме. Дедал, может, и умный мужчина (хотя, как и прочие мужи, не такой умный, каким себя мнит), но устройство, считающееся делом его рук, не могло существовать и уж тем более не обмануло бы быка.

В-третьих, я знала это дитя. Однажды даже помышляла о том, чтобы получить дозволение уехать и увезти его из дворца, прочь от слухов и злых взглядов. Однако у Миноса были свои планы на сына – не заблуждайтесь: тот действительно его сын, – и моего мнения никто не спрашивал.

После той жуткой ночи я согласилась и дальше служить царице, но больше не желала иметь дела с ее детьми. Пасифая приняла это. В то время она, вероятно, думала, что у нее больше не будет детей. Но она родила еще. Как я уже сказала, двух девочек. И теперь я в Афинах, все равно что в царстве Аида.

Ипполит этот мне не нравится. Мне хотелось бы честно поговорить о нем с Федрой, как сделала бы ее мать, но слов не находилось. Я вижу, Федра считает меня замкнутой и угрюмой, как когда-то ее отец. Вероятно, я и вправду напоминаю угрюмую старуху с норовом. Но я сразу распознаю опасных мужчин, и Ипполит очень опасен.

Кажется, он везде, куда бы Федра ни шла. Она простодушно болтает о своей настенной росписи, о природе, об увиденных пейзажах, но всегда, всегда возвращается мыслями к Ипполиту – к Ипполиту на коне. Ей хотелось бы его нарисовать, призналась она. Будь я матерью Федры, вышвырнула бы ее краски в море.

* * *

Однажды Федра обратилась ко мне, взволнованная.

– Кандакия, ты заметила, какая во дворце после отъезда Тесея напряженная атмосфера? – спросила она.

– Не мне о том судить, госпожа, – не поднимая от шитья глаз, отозвалась я.