В дверь постучали. Я отворила ее и отступила, пропуская мужчин. Сначала Трифон, а за ним и Критон заняли за столом свои привычные места. Одновременно заговорив со мной, они одарили друг друга сердитыми взглядами. Я выглянула в коридор.
– Не понимаю, – не обращала я внимания на их попытки ввести меня в курс дела, – где она?
Если бы Кандакия не потерялась, я сочла бы выражение их лиц комичным.
– Вы отвели ее в зал суда, но не проводили обратно? – взорвалась я.
– Ваше величество, – начал Трифон, но, видимо, не нашелся что сказать.
– Уверен, она скоро вернется, – масляно протянул Критон.
Он заговорил о каких-то обязанностях и кухнях, но я не слушала его. Я выскочила в коридор и побежала настолько быстро, насколько позволял живот. Я звала Кандакию до хрипоты, но она не отзывалась. Я спрашивала о ней у каждой встречной служанки, но они лишь качали головами. Вскоре меня догнал Трифон.
– Она вернется, Федра, – мягко взял он меня за руку. – Ты так заболеешь. Попросить моих людей поискать ее?
Я кивнула, ощущая себя дурочкой. Я даже не знала, где расположена прачечная, хотя Кандакия проводит там б
Кандакия не вернулась и ночью. Я опустилась на колени перед самодельным алтарем: плохоньким и дешевым, подумалось мне, собранным неумелыми руками. Но я верила, что боги увидят мой пыл и поймут: я сделала что могла из подручных средств.
– О боги, – вслух обратилась я, словно никто, кроме них, меня не мог услышать. – О Зевс, отец всех богов и мой дедушка! Молю вас вступиться за ваши же принципы! Мы гости здесь – моя служанка и я. И какие мучения мы здесь терпим! Прошу, не допустите дальнейших злодеяний. Пусть с Кандакией все будет хорошо. Пусть будет веская причина того, что она не вернулась. Пусть она вернется целой и невредимой.
Не самое изящное обращение к богам, но искреннее и сердечное.
– А потом, прошу, позвольте нам вернуться домой, – добавила я.
В ответ ярко сверкнули небеса и прокатился раскат грома. Молния. Символ Зевса. В глазах всё еще плясали звезды. Я поднялась – теперь это давалось мне с трудом – и поковыляла к кровати. И впервые с приезда в Афины спала крепко.
К утру о Кандакии по-прежнему не было слышно, но пойти ее искать я не могла. В суде давал показания Ипполит. Присутствовать в зале мне не дозволялось, но Трифон тайком устроил меня в маленькой нише с дверцей. В ней было очень тесно, мне пришлось поджать ноги под себя и упереться ладонями в стены. Я не знала, смогу ли все слушание терпеть позывы к мочеиспусканию, в последнее время участившиеся, поэтому утром ничего не пила и набила под тунику лоскуты простыней. Сквозь щель между стеной и дверцей хорошо просматривалась часть зала и место, предназначенное для Ипполита. Послышались приближающиеся шаги, и я задержала дыхание, но, кто бы ни направлялся в мою сторону, он прошел мимо.
Через какое-то время зал стал наполняться мужчинами. Они топали, смеялись и перекрикивались друг с другом из разных концов помещения. «Похоже, они в приподнятом настроении, – зло подумала я. – Сегодня их душевный покой не потревожат докучливые женщины, соизволившие жаловаться на насилие».
– Ипполит, – раздался знакомый голос. Тесей.
Я должна была догадаться, что Тесей будет сам выступать за сына, и все же меня это потрясло. В глубине души еще теплилась надежда, что он не будет открыто принимать чью-то сторону.
– Ты слышал, в чем тебя обвинила царица. Она сказала правду?
Послышался грустный вздох. Я прижалась глазом к щели и увидела, что Ипполит зевает.