Зэк усмехнулся, поднял взгляд.
— На войне что ль был, дедуля? Отбоялся он…
— И там был и в местах похуже приходилось побывать, так что понты подальше припрячь, себя настоящего на свет белый выстави, Артур!
Зэк рассмеялся, да так громко, что вертухай на той стороне загремел окошком.
— Исповедь что ли, батюшка?
— Да хоть бы и так! Тебя это сильно волнует? — Отец Михаил подошёл ближе.
— Не особо, — ответил, подвинулся. Священник присел, не спуская с него глаз. — Чаю не предложу, извини.
Принизывающий насквозь взгляд, зэка нисколько не смущал, а даже понравился, была в нём некая сила, вызывающая уважение. Этот кремень, по-пустому трепаться не будет!
— Жалеешь о чём-то? Земная жизнь, она ведь быстрая, оглянуться не успеешь, уже старик дряхлый!
— Я, батюшка, на свободе не часто бываю, не о чем вроде жалеть!
— Вот только не надо мне чепуху нести! Ты ж не из тех, что с дивана подняться не могут, треплются только, да о бестолковом размышляют!
Хасан опять рассмеялся.
— Нет, я скорее по старушкам, да с топориком!
— И здесь не лги, тех старушек ты не тронул, а то, что в аптеку с топором пришёл, это уже другой разговор! Не ходят так добрые люди!
— Нет батюшка, не прав ты, — Хасан посмотрел на глухо зарешёченное окно, ярко светящее солнце, посмотрело в ответ. — Я, можно сказать, другой жизни захотел, решил не похмеляться, вот и пошёл за аспирином… а там эти, кудахчут!
Священник помолчал, не желая продолжать эту тему и вернулся к первому вопросу:
— Всем нам приходится делать выбор, зачастую люди ищут легких путей и сворачивают не на ту дорожку, как ты!
— Откуда тебе знать, святоша? — Хасан недобро улыбнулся. — Никто не знает!
— А ты не озлобляйся, не враг я тебе, лучше расскажи!
Не долго Хасан думал, видимо пришло время исповедаться.