Мы все покорно поплелись к следующей части выставки. Брианна, Лиам и я шли вместе. Брианна спросила:
– Что там она сказала? Что-то про японские гробницы?
Лиам засмеялся:
– Ты что, не помнишь гравюры, которые мы рассматривали, чтобы понять, как Ван Гог пытался добиться в своих работах сходного эффекта?
Она покачала головой:
– Я на рисовании совсем не слушаю. Ну то есть мне нравится разглядывать картинки и всё такое, но миссис Шелли такая нудная, что я всегда отключаюсь.
– Ты знаешь, что она на самом деле леди? – спросила я.
– Ну, за мужчину я её не принимала.
– Агата имела в виду «её светлость», – пояснил Лиам.
– Серьёзно?! Она же и вполовину не такая высокомерная, как Рэтбоуны.
Лиам засмеялся:
– На свете не найдётся человека, хотя бы вполовину такого же высокомерного, как Рэтбоуны.
– Тсс, – предостерегла я их.
Сара и её папочка шагали мимо нас, точно часовые в карауле.
Подобраться поближе к «Спальне в Арле» нам не удалось, и мы, остановившись в задних рядах, продолжили болтать. Но через шесть-семь минут мне наскучило любоваться чужими затылками.
– Пойду ещё раз взгляну на «Подсолнухи», – сказала я друзьям. – Никак не пойму, что там делает эта буква «В». Прикроете меня?
– И как, по-твоему, мы это сделаем? – поинтересовалась Брианна.
– Скажете, я пошла в туалет, – предложила я и, удостоверившись, что Рэтбоуны снова беседуют с учительницей, скользнула обратно в опустевший зал. Ну, не совсем опустевший: перед «Подсолнухами» стоял какой-то совсем молодой парень, почти мальчик. При моём приближении он обернулся.
– Люблю эту картину, – сказал он так запросто, точно мы были старыми друзьями.
– М-м-м, я тоже.