И он начал читать им обоим нотацию – словно Стас был не успешным бизнесменом, а подростком. Мы же с Даней стояли в шкафу, тесно прижавшись друг к другу. Хотя вещей внутри почти не оказалось, места было не слишком много, однако я не чувствовала дискомфорта – все мои мысли были о другом. Не знаю почему, но моя голова оказалась на груди Матвеева – я прислонилась к ней щекой, чувствуя жар его тела. А он обеими руками обнимал меня – за плечи и за талию.
Было темно, жарко и пахло хвоей.
Мы не видели лиц друг друга, не могли произнести ни слова, не могли отстраниться. И замерли, слушая свое едва слышное дыхание, почему-то слегка учащённое. Наверное, из-за духоты.
Не знаю, почему мои руки оказались на его поясе – я по инерции схватилась за Даню, когда он оказался в шкафу. А теперь не могла отпустить. И он тоже не отпускал меня.
Это было так странно, так упоительно, так притягательно, что я закрыла глаза, уткнувшись носом в грудь Матвеева – в ямочку между ключицами, которую я так любила целовать. А он крепче сжал меня в своих объятиях, заставляя сердце биться чаще и гореть ярче – оно вспыхнуло в этой удушающей тьме так ярко, что я забыла обо всем на свете
Я упивалась этой обманчивой тьмой, этим беззащитным уединением, этими невесомыми дразнящими прикосновениями, и мне казалось, будто мы не стоим, а парим. Летим, не отпуская друг друга, и мимо нас проносятся звезды.
Я будто увидела нас в той самой Вселенной, которую создала в своей голове во имя нашей любви.
Будто никогда и не было нашего расставания. Не было стены, которая недавно снова появилась между нами. Были лишь он и я. Люди, которым не хватало любви. Которые хотели счастья. Которых развела жизнь.
Это длилось всего лишь несколько жалких минут, но они показались мне стремительно пролетевшей вечностью. И в себя я пришла оттого, что кто-то грохнул кулаком по шкафу, в котором мы прятались.
2.8
Я вздрогнула, но не отпустила Даню. И он меня – тоже. Прижал к себе так крепко, как мог. Кажется, мы оба приготовились к тому, что сейчас Люциферов распахнет шкаф и увидит нас.
Однако этого не произошло. На наше счастье.
Как оказалось, по шкафу ударил Лиферов в пылу спора с Черновым. Он, видимо, вскочил с места и кружил по кабинету будущего зятя. А когда тот попытался что-то возразить, ударил кулаком по первому, что попалось.
– Вот же! – раздался его голос совсем рядом с нами. – Больно!
– Папа, – сказала Руслана укоризненно. – Мы с мамой тебе сколько раз говорили: стучать кулаком – плохая привычка. И курить – тоже.
– Хватит меня учить, – отозвался тот. – И вообще, дочь, это мужской разговор, не женский. Выйди-ка. Папе надо поговорить с твоим дружком.
– Он мне не дружок, – возмутилась тоненьким голосом Руслана. – Он мой любимый человек.
Наверное, Люциферова при этом перекосило.
– И вообще, это сексизм, папа! – продолжила девушка. – Что значит – не женский?
– Поумничай мне еще. Говорю – выйди, значит выйди, – отмахнулся от нее Петр Иванович.