Дети луны, дети солнца

Отшатнувшись, вскакивает ведун на ноги, но стоит ему выпрямиться, как ива исчезает. Все вокруг меняется, и сам он становится другим. Порыв невиданной силы кидает холодные белые лепестки ему в лицо, и он щурится, прикрывая глаза ладонью. За спиной Радомира зеленеет листвою лес, перед ним – белый снег, что сияет под светом Луны. Облаченная в белое платье, с венком из застывших цветов на голове, стоит перед ним девочка, и босые ноги ее красны от холода. Смотрит на него голубыми глазами сквозь тонкие пряди белых волос, падающих на лицо, и взгляд у нее вовсе не детский. Радомир смотрит на нее, и все вокруг леденеет.

– Рядом, – говорит она.

Лицо ее идет трещинами, из которых по коже бежит голубая кровь. Девочка распахивает рот в беззвучном крике, рассыпаясь белым пеплом, и в мире не остается ничего, кроме снега и бледного света безучастной Луны. Радомир кричит, закрывает лицо руками, но холод пробирает до самых костей, заполняя собой его нутро. Слышится ему волчий вой и когда, казалось, силы должны были покинуть холодное его тело…

Он открывает глаза.

Радомир рывком садится, пальцами сжимая мягкую траву под собой. Спиной прижимается к стволу раскидистой ивы, в чьих корнях погрузился в сон, и это – то же проклятое дерево. Рубаха прилипает к его мокрой от пота спине, зубы стучат друг о друга, словно он до сих пор окутан холодом. Подобно рыбе, открывает рот, не в силах сделать даже малейший вдох. Внимание его привлекают тихие шаги, и сквозь ивовые ветви видит чью-то тень, которая словно плывет над землей. Хрипя, перебирает юноша ногами по траве, стремясь отодвинуться как можно дальше, спиной упираясь в древесный корень. Осязаемым становится видение, беда идет по его душу.

Ему некуда бежать.

Ветви расступаются, образовывая проход, а трава не приминается при каждом шаге, словно бы она и вовсе не ступает по ней. Смотрит на него глазами зелеными, как само сердце леса, и белоснежные волосы ниспадают до самых пят. Юная и нежная, с цветами, вплетенными в непокорные локоны, подходит ближе и узкой своей ладонью прикасается к его влажному от пота лицу. Радомир опускает ресницы, чувствуя, как отступает тяжесть пережитого, а по телу его парным молоком разливается покой.

– Далеко же ты забрел, ведун, – с материнской лаской говорит она, пальцами второй руки мягко приподняв его подбородок. – Тяжки думы твои. Не то ищешь, для чего пришел.

Радомир и не помнит, зачем шагнул под своды леса. Лишь тьму видит перед собой, предчувствием беды полнится сердце. Дева мягко обхватывает лицо его ладонями и, наклонившись, касается губами лба. Солодом и можжевельником пахнет от нее, хлебом и молоком, землей и кровью. Теплом опаляет, холодом веет, и тайнами полнятся ее думы, подобно резному ларцу с драгоценностями. С жадностью вдыхает он аромат ее волос, падающих ему на лицо, и подается вперед, распахнув губы в молчаливой мольбе.

– На что мне Дар, – шепчет он губами сухими, – если все уже решено?

– Коль было бы все решено, оставили бы тебе боги твое наследство?

Дева мягко сжимает его руки своими ладонями, помогая подняться. Тело кажется невесомым, не ощущает он ни тяжести, ни усталости. Ведет она его прочь от ивы, держит крепко и нежно, не давая свернуть с пути, и шагает за ней ведун покорно и трепетно, как дитя за своею родительницей. Макушка ее бела, как у древней старухи, и кажется ему, что волосы эти видел он в месте ином. Там, среди снега и ночи, на берегу грохочущей холодной водою реки…

– Хоть все силы отдам, не спасу от беды.

– Не спасешь, – кивает она. – От беды не спасать, от нее защищать нужно. Коль придет, так расправь плечи, ведун, да твори свое ведовство. Довольно прятаться за ивовыми ветвями. Если не ты, то кто?

Ведун не отвечает. Смотрит на то, как нежной рукой своею она проводит по еловым ветвям, что склоняются до самой земли, и лес тянется к ней. Совсем юной кажется она, но в зеленых этих глазах видит он тоску, которую нельзя прожить за одну жизнь. Неуловимо знакома ему, родной кажется, да только как возможно такое, коли впервые пересеклись их дороги? Дева молчит, все ведет его сквозь чащу, и лес кланяется перед ней, расступается, как перед хозяйкой. И тогда он понимает, кто перед ним.

Дева останавливается, едва меж стволов деревьев появляется просвет, и оборачивается. Взгляды их встречаются, темная зелень хранит тайны веков, и она улыбается ему нежно и печально. Узкой ладонью вновь прикасается она к его лицу, тихим голосом говорит:

– Прощай, ведун. В руки твои вложены нити Судьбы, так выбери верную.

И он кланяется ей, коснувшись пальцами земли.

– Спасибо.

Идет прочь, не оглядываясь, ибо знает – за спиной его никого нет.