Никита кивнул и выдохнул дым.
– А как с ней говорить надо? Она вроде обиделась в тот раз на шашлыках…
– Когда?
– Спросила, где я учился играть на гитаре. Я ответил, а она не услышала…
– Она не обиделась, а расстроилась. Ей очень тяжело дается глухота. Поэтому мы стараемся говорить четко, и обязательно чтобы она видела наши губы. Она умеет по ним читать. Просто делай то же самое. Не опускай голову, не мямли…
– Аааа… – он затянулся. – Жалко, симпатичная девчонка.
Нина серьезно посмотрела на него и нахмурилась.
– А что, глухота делает ее менее симпатичной?
– Не заводись так. Ничего плохого не имел в виду. В моих глазах симпатичная девочка остается симпатичной несмотря ни на что, просто все люди разные… Если ей кто-то понравится, а его отпугнет…
– Значит, он дурак, – сурово перебила Нина.
Никита выдохнул дым, который тут же скрылся в листве яблони.
Собиралась гроза. Ветер вмиг переменился и из теплого и легкого стал сокрушающим и сбивающим с ног. Листва деревьев трепыхалась в воздухе. Небо посерело.
– Столько дней жара стояла, пусть польет, – сказала бабушка, глядя в окно. – Только бы успели доехать…
Нина, читающая в кресле, кивнула. Почти в эту же секунду она услышала, как открылась входная дверь, и дедушка, появившись в гостиной, потрепал Нину по макушке.
– Давайте чай попьем, – сказал он и добавил, когда бабушка собралась уйти на кухню: – Сонь, я еще Никиту пригласил.
Бабушка кивнула.
Нина постаралась вернуть все свое внимание истории Мартина Идена, но в голове, как неоновая вывеска в темноте, высвечивалось одно и то же имя. Никита. Никита. Никита.
Нина раздраженно вздохнула и захлопнула книгу.
Стол бабушка накрыла в гостиной. На белой скатерти стояли четыре сервизные чашечки и такой же сервизный чайник. Рядом с чайником в изящную вазу бабушка поставила букет желтых тюль- панов.
Под шум хлынувшего дождя все сделали первые глотки.