Эпилог. Продолжите фразу: «Я хотел бы, чтобы был кто-то, с кем можно разделить…»
– Поздравляю, доченька, – сказала мама, целуя Надю в щеки. – Поздравляю, дорогая!
Папа стоял рядом с улыбкой на лице.
– Давайте отойдем от прохода, – сказала Надя.
Меньше десяти минут назад отгремел последний звонок. Двери концертного зала были распахнуты настежь, в коридоре, где стояли выпускники со своими родителями, без остановки разливалась мелодия «Прекрасного далека», и всюду стояли выпускники со своими родителями.
– Давайте я сделаю фото. – Папа достал телефон.
– Может, лучше на улице? Здесь совсем душно и не протолкнуться. – Надя откинула назад прядь волос.
Конец мая выдался совсем летним. Уже и легкие плащи висели без дела на вешалках в шкафу.
У школы – не протолкнуться. Все фотографировались, смеялись, запускали шарики в небо.
Мама и Надя обнялись. Щелкнул затвор камеры. Потом около Нади встал папа. Снова затвор.
Надя улыбалась, а живот у нее крутило, как перед выходом на сцену во время сольной партии. Только здесь уже не сцена, а жизнь. Настоящая, во всей своей красе и многообразии. «Не могу поверить… целая эпоха… не могу поверить», – думала Надя и старалась держать себя в руках, чтобы ладони ее не тряслись, а в глазах не пылал страх.
Краем глаза Надя разглядела Диму в белой рубашке и темных брюках. Хрупкая, почти прозрачная блондинка – его мама – целовала его в щеки, а папа («боже мой, да когда он успел так постареть?») хлопал по плечу. Взгляды Нади и Димы встретились, он улыбнулся и подмигнул ей. И Наде стало уже не так страшно.
Надя оглядела двор, но Паши не увидела. Они потеряли друг друга из виду сразу после вальса: ушли за разные кулисы. А потом началась такая неразбериха, что Надя потеряла надежду («хм, а Дима прав, действительно интересно каламбурить можно») увидеть его до тех пор, пока все немного не успокоятся и не начнут расходиться по домам.
Каблуки новых Надиных туфель, купленных специально для последнего звонка, стучали по асфальту, пока она обходила школу по периметру и вспоминала, как сидела в первом классе на плече взрослого мальчика из одиннадцатого класса и подавала первый, а для кого-то последний звонок. Она была так горда, что из всех девочек выбрали ее! У родителей в спальне стоит фото в рамочке с того дня: она улыбается полубеззубым ртом, а к хвостикам прикреплены банты размером больше ее головы. Живот снова закрутило: «Немыслимо! Школа закончилась, и та маленькая девочка должна начинать взрослую жизнь. Как одиннадцать лет могли так пролететь?»
Надя вспомнила первую тройку, полученную во втором классе. Из-за балета она тогда ничего не успевала и стала первой в классе, кто получил настолько плохую оценку. Учительница пристыдила ее. Надя несколько часов проплакала в туалете и дала себе обещание, что никогда не будет хуже других – только лучше. Надя вспомнила Пашины кудряшки и его светлые глаза. Надя улыбнулась: «Поцелуй в туалете. И это приключилось со мной! Разве это романтично? А для меня самое лучшее воспоминание школьных лет».
Надя глубоко вздохнула, надеясь, что ничего не выдает ее растерянности, и пошла назад. Еще издалека она увидела старших Лариных, о чем-то беседующих с ее родителями. Надя непроизвольно нахмурилась, обведя взглядом масштабную фигуру Пашиного отца. Лицо у него было жесткое, неприятное, совсем не такое, как у Паши. Паша тоже держался сдержанно и редко улыбался посторонним, но на лице его отца читалась какая-то беспардонность. «Хотя, может, мне просто не нравится человек, способный поднять руку на сына», – подумала Надя.
Паша стоял рядом с родителями и оглядывался. «Меня ищет!» – В животе снова стало неспокойно, но уже не от страха, а от сладкого томления.
– Привет, – сказала она тихо, подходя к нему.
Паша улыбнулся ей.
Он не стал брать ее за руку. Даже не двинулся с места, но она почувствовала прикосновение его прямого и уверенного взгляда.