– Не с-сегодня, сегодня я с-способен только дойти до к-кровати.
– На неделе?
Он кивнул:
– Напишу т-тебе.
Я обрадовалась и заказала себе четыре сосиски в тесте. Одной угостила Юрку. Благодаря ему мне не так одиноко после отъезда Тани.
16:00. Пришла домой немного разбитая. Школа выматывает. Не представляю, как устает Юра, бегая по этим нескончаемым репетиторам. Мне еще везет, у меня год перед экзаменами свободный, а он, бедный, выпускник.
20:00. Лилька порвала мой браслет. Браслет, который Алекс… Играла и дернула случайно. Рассыпался он воспоминаниями по моей комнате. Так глупо вышло. Родители в ужасе прибежали и видят, что мы обе плачем на полу, да я еще и горше Лильки. Она-то от страха… Наврала я им что-то неубедительное: споткнулась и больно ударилась – и они поверили, потому что плохо меня знают. Таня все сразу поняла бы.
Сегодня после школы подружки забегали. Мы вместе делали доклад по Лермонтову, а потом на кухне заболтались – рассказывали, кто с каким литературным героем хотел бы любовь закрутить. Все трещали: «Печорин! Печорин», а меня даже будто ревность охватила. Разве переживали они все те же чувства, когда читали «ГНВ», которые пережила я?
Потом хлопнула входная дверь. Я удивилась и даже испугалась, а это мама пришла пораньше с лекций. Сказала, у них свет в институте отключили, а как преподавать историю искусств без визуальной демонстрации этого самого искусства, она не представляла.
Подружки мамой давно очарованы. Они мне не раз говорили, какая она у меня интересная, творческая вся такая, небанальные лекции в популярных арт-пространствах читает (кто-то из девочек, кажется, Катя и Света, даже ходили). Как только они ее увидели, сразу попросили чай с нами попить. Спрашивали про картины (с чего такой интерес?!), про независимость и саморазвитие женщины. Мама блестела от восторга. Как будто ей ее студентов мало. Уверена, в период сессии они тоже ей много-много хорошего говорят.
Уходя, девочки, толпясь в прихожей, говорили мне:
– Вот это у тебя мама!
Потом Мариша зашептала:
– А вот с моей мамой ни о чем, кроме пеленок, поговорить нельзя. И без детей она вообще ни дня не проводит.
Эх, Маришка, подумала я, да с тобой мама хотя бы говорит. Мы с моей иногда и пятью словами за неделю не перебрасываемся. Она ничего обо мне не знает, ничего…
Папа злой и расстроенный ходит. Как раненый волк, которому и больно, и хочется помощи, но людям он ни за что не доверится, а в стаю не пойдет – загрызут как самого слабого. Я пыталась его спросить, хочет ли он чаю, а он мне так обидно крикнул: «Боже мой, ну неужели непонятно, что я занят!»
Мама тоже сидела со своими книгами по искусству, а Лилька к подружке убежала. Дома хоть вешайся. Позвонила Юрке. Он шел от репетитора (бедный, в субботу!), голос у него так устало звучал. Кое-как уговорила в кино сходить. Потом, когда уже возвращались, меня осенил вопрос:
ebooksa