Наверное, раньше ей не приходилось драться по-настоящему. Или это я спустя сотни драк с мамой и отчимом научилась не терять адекватность и привыкла оценивать обстановку, а не просто бездумно бить?
Оказывается, и такой опыт может быть полезным.
— Разошлись! — услышала я громоподобный голос где-то совсем рядом. — Разошлись, я сказал!
Толпа начала рассасываться, разочарованно цокая.
Милана продолжала ничего не видеть и не слышать, кроме своей ненависти ко мне.
— Какого…?! — ещё один смутно знакомый голос прорвался через её вопли.
Чьи-то сильные и уверенные руки обхватили мою талию кольцом и потянули назад.
Я видела, как Колесников, так же за талию, схватил Милану и потащил в свою сторону.
— Я убью тебя, сука! Убью! Тварь! — то кричала, то визжала Милана, пытаясь хотя бы пнуть меня напоследок, пока её пытался усмирить Вадим.
Я же не пыталась сопротивляться тому, кто держал меня. Эта драка для меня уже закончилась. Пресная и предсказуемая, как любая женская драка.
Этот кто-то поставил меня рядом с собой. Через толщу куртки я чувствовала, как сильно бьётся его сердце и насколько он напряжен.
Я убрала мокрые слипшиеся от снега и грязи пряди волос от лица и шеи.
— Концерт окончен, — услышала я голос держащего меня мужчины, который обратился к кучке оставшихся студентов, и только по его хладнокровию поняла, что находилась в капкане рук Одинцова.
— Мышь вонючая! Крыса! — кричала Милана.
Она билась в руках Колесникова, как рыба, выброшенная на лёд. Я же стояла и спокойно смотрела на неё. С улыбкой. Не скаля зубы, а просто мило улыбаясь психопатке губами, и, кажется, это распаляло её только сильнее.
Вадим же выглядел совершенно потерянным. Он смотрел, то на меня, то на Одинцова, то на сумасшедшую в своих руках.
— Успокойся, твою мать! — рявкнул он, наконец, и эти слова мгновенно подействовали на Милану.
Как по щелчку пальцев гипнолога она заткнулась и перестала биться в руках парня. А затем ей понадобилось меньше секунды, чтобы выражение её лица с яростного сменилось на жалобно-плачущее, и по щекам её потекли реки слёз.
Обмякнув в руках Вадима, она как ласковая кошка начала к нему жаться. Вадим позволил ей извернуться и обнять себя. Но при этом с недоумением продолжал смотреть на меня, пытаясь понять, какого хрена здесь только что произошло.
Ревность, Вадик. Обыкновенная бабская ревность. Истеричная и иррациональная.