Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

— И ничего, — равнодушно повёл он плечами. — Просто хотел убедиться в том, что ты реально дошла до края, Алёна. Мало того, что дошла, но ещё и решила с него прыгнуть. Эти деньги… — он придвинул ближе ко мне ровную пачку. — …они действительно помогут тебе решить все проблемы?

Я опустила взгляд, уставилась в пятитысячные купюры и не смогла ответить на поставленный вопрос даже в своих мыслях.

— Я надеюсь, — выдохнула я едва слышно. — Мне просто нужно уехать.

— У тебя свежие синяки. На шее, руках, ногах. Разбита губа, гематома на лице… Это я не беру во внимание старые, но ещё видимые, синяки и шрамы.

Я машинально обняла себя за плечи, будто так могу защититься. Одинцов успел разглядеть шрам ещё красную царапину от лезвия ножа на моей правой руке.

— Повторяю ещё раз: эти деньги действительно способны решить все твои проблемы раз и навсегда? — и хоть его голос казался ровным и спокойным, я слышала в нём стальные нотки.

— Да, — в этом ответе даже я не услышала ни капли уверенности.

— Отчим?

— Да.

— Хочешь забрать сестру и уехать?

Он словно клещами тянул из меня информацию, но, самое ужасное, у него это получалось. И хоть я теперь не могла смотреть ему в глаза из-за стыда и страха, я осталась сидеть и отвечать на его вопросы.

— Да.

— Мать в курсе того, что ты собираешься провернуть? У тебя есть какие-то документы на сестру? Доверенность?

— Нет.

— Угу, — выдохнул Одинцов шумно. — То есть ты планируешь выкрасть чужого ребенка, а затем сесть в тюрьму. Цена вопроса всего сто тысяч…

— Катя не чужой ребенок, а моя сестра! — едва не крикнула я, испугавшись своего голоса.

Одинцов же даже не поменялся в лице, продолжая смотреть на меня так же холодно и отстраненно.

— Юридически она чужой ребенок. Заявит отец или мать, и тебя закроют. Как ты, вообще, себе представляешь всё это? Как ты заберешь документы из школы? Как ты устроишь её в новую школу? Как вы будете прятаться от матери и отчима? А сестра точно этого хочет? Ты её спросила?…

Он всё сыпал и сыпал вопросами, буквально кувалдой разрушая мою броню.

Я не выдержала этого давления. Резко встала, уперлась ладонями в стол и, приблизив своё лицо к лицу Одинцова, через стиснутые зубы, не сводя взгляда с его глаз, произнесла: