Оба варианта стопроцентны.
Официантка приняла заказ и, надеюсь, облезла от непонимания того, как такой явно обеспеченный красавчик, как Колесников, смог клюнуть на такую мышь в толстовке, как я.
— Алёнушка, — обратился ко мне Вадим. Его голос был полон веселья и даже какого-то детского восторга, будто его наконец-то привели в луна-парк, о котором он давно мечтал.
— Что? — я повернулась к нему и заглянула в темные озорные глаза.
Всё-таки, это стоит признать — улыбается глазами он просто обезоруживающе. Передо мной будто сидит милый плюшевый медвежонок, а не беспощадный и циничный разбиватель девичьих сердец. Сколько их? Сотни? Он же буквально ежедневно пляшет по их осколкам и даже не замечает этого. Только по взглядам, что бросают на него некоторые девчонки, можно понять, что им до сих пор больно, хоть внешне они и видятся равнодушными.
— Всё хотел спросить, как тебе удалось так долго от меня прятаться?
— Это несложно, Колесников, учитывая, что ты замечаешь только красоток.
— А ты разве не красотка?
— Не смеши, — фыркнула я и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.
— Не закрывайся, — глянул на мои руки. — Но тебе не убежать от факта — ты красотка. Уверен, там под толстовкой зачётная фигурка.
— Нет. Да и о том, что под моей толстовкой, ты вряд ли когда-либо узнаешь.
— Понял, — кивнул он коротко. — Не хочешь рассказывать о себе, тогда поговорим о том, какой я офигенный. Моя любимая тема, кстати. Я в ней шарю лучше всех.
— Боже… — я шумно вздохнула и откинула голову назад, глянув на потолок. Снова опустила взгляд на парня, который продолжал широко улыбаться, глядя на меня. — Надеюсь, в твоём заказе были бананы или хотя бы компот? Хочу заткнуть себе чем-нибудь уши.
Нам принесли заказ: два стейка, две пасты с морепродуктами и два салата, политых каким-то густым соусом. И целый чайник с горячим чаем на травах специально для нас.
— Приятного аппетита, — бросила дежурно официантка и ушла, оставив нас одних.
— Налетай, — Колесников с предвкушением потёр руки и начал со стейка. Ел он очень аппетитно. Причмокивал, постанывал и даже успевал подплясывать между делом какой-то песни из открытой только в его голове вкладке. — Кушай-кушай. Сытая женщина — добрая женщина.
Я коротко усмехнулась.
— Я сейчас поем, а потом ты скажешь «добрая женщина, дайте, пожалуйста»?
— Что «дайте»? — не понял Колесников.
— Потрахаться, — цокнула я. Данное слово было немного неловко говорить в относительно людном месте, но оно очень напрашивалось.