Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Может, не будем тогда рисковать?

Я знаю, что я сейчас была похожа на брошенного на морозе котёнка. Хотя я очень старалась, чтобы моя паника не проявлялась внешне, но, мне кажется, Вадим отлично всё понял по моим широко распахнутым глазам.

— Алёнушка, — нежно произнес он моё имя в своей излюбленной форме. — Я не дам тебе упасть.

— Ага. Так я и поверила, — фыркнула я и кивнула в сторону стройной красотки, которая была в розовой мини-юбке, белых колготках и гетрах. В короткой плюшевой курточке молочного цвета она привлекала внимание всех, кто был на катке. Её пшеничные волосы красивыми волнами свисали почти до самого копчика. И она знала, что она красотка и совершенно не стеснялась чужих взглядов. — Вот на неё ты по-любому отвлечёшься, а я разобью себе в это время нос.

Колесников глянул через своё плечо, чтобы увидеть и понять, о ком я говорю.

— Ты про этот выкидыш Барби?! — поморщил он нос, вновь вернув ко мне внимание. — Вообще, пофиг! Я с тобой пришёл. Погнали.

— Доверяю тебе себя первый и последний раз, — отчеканила я строго.

— Уверен, после первого раза ты захочешь ещё.

— Надеюсь, мы всё ещё говорим про доверие?

— А мы про доверие говорили? — прикинулся он дурачком. — Ну, да. ну, да. Всё, Алёнушка. Лёд растает раньше, чем ты поставишь на него ножку. Давай. Правой…

Я отбросила все страхи. Дала себе установку не бояться ничего, и лезвием правого конька аккуратно коснулась льда.

— Умница, — тихо говорил Вадим, глядя при этом на мои ноги. — А теперь левой. Давай.

Я аккуратно, крепко держась за руки Вадима, перенесла вес на правую ногу и поставила рядом на лёд левую. Стояла я, конечно, как Щелкунчик, но стояла.

— Малышка моя, — на губах Вадима растеклась гордая улыбка. Его взгляд из наставнического снова превратился в мягкий, озорной и мальчишеский.

— Дальше-то что делать?

— Не торопись. Постой, привыкни.

— Мне кажется, что мы мешаем другим кататься, — произнесла я тихо, испытывая неловкость перед людьми.

И правда, было ощущение, что все косо смотрят на меня или недовольно хмурятся, так как вынуждены нас объезжать.

Чувствую себя белой вороной.

— Да и пошли они в жопу, — небрежно выронил Колесников. — Здесь отдельные дорожки не бронируются, так что, где хотим — ездим, где хотим — стоим. А ты стой и привыкай. Привыкла?