Капитан Лургас замялся — удивительно, какие дела творятся после грозы — и самую капельку покраснел, будто застеснялся.
— Лия, у нас ответственная работа, она занимает кучу времени, концентрации и сил. Никто на дирижабле терпеть не может вести бортовые журналы. Обычно я все заполняю уже перед самым окончанием полета по запискам, оставленным каждым дежурным. Отчетность, чтоб ее! Ты бы мне очень помогла, если бы начала вести сведенья уже сейчас. Что думаешь по поводу моего предложения?
Конечно, я была рада помочь, буду чувствовать себя маленькой частичкой команды и не лезть носом в каждую щелку.
— Я согласна.
— Вот и отлично! Принимайся за дело! — произнес Капитан Лургас, явно избавляясь от тяжелого бремени — от меня и от ведения бортового журнала.
Действительности я, правда, не представляла. Вести бортовой журнал только на словах казалось делом не сложным, а на самом деле — мало не покажется. Маленьких скрюченных клочков бумажек из каждого отсека дирижабля было сто-о-олько, что, разворачивая их, я умудрилась натереть мозоли на подушечках пальцев. А если учесть, что дежурства круглосуточные, с пересменой каждые два часа, а в записках фиксировалось все, что только можно, вплоть до списка отсутствующих на борту семейства мышиных, то и писать пришлось много. Очень много.
Я полностью поняла и признала нелюбовь к ведению отчетности, чтоб ее. Это не одно и то же, что вести ведомости об учащихся в магАкадемии.
Все эти записи отвлекали команду дирижабля от настоящей важной работы. Помимо регулирования верного движения летательного аппарата в небе с помощью устройств, которые были повсюду и реагировали на каждое отклонение в функционировании «организма» дирижабля, никто не отменял воздействие людей с одноименным отпечатком с воздушной стихией (это тебе не просто «попросить» воздушный поток донести маленькое письмо до адресата). Здесь требовалось филигранное и искусное исполнение и высочайшая концентрация для того, чтобы управлять целым дирижаблем и направлять его. Воздух — своевольная стихия, поэтому и столько корректирующих этапов на борту летательного аппарата.
Предоставленная мне работа заключалась в простом упорядочении и переписывании из одного места в другое, но занимала она огромное количество времени, которого и так было мало у экипажа. Я, на самом деле, приносила пользу и очень старалась.
Так и повелось, что все оставшееся время после завтрака я вносила свою лепту в рабочий процесс на «Стремительном», а вечера коротала вместе с Лазуром, поражаясь его обучаемости.
В какой-то из вечеров я обратила внимание, что в уже привычный мне распорядок дня стали вмешиваться и Сеймур, и Серхио, причем по очереди. Сложилось такое впечатление, что они поделили между собой время посещения моей каюты. Не знаю уж, чем мужчины были заняты на дирижабле в то время, когда были не со мной. Я и не интересовалась. Но первая половина дня была отведена Серхио, а вторая — Сеймуру.
В самом начале Серхио, как бы невзначай, присоединился ко мне за завтраком и в Капитанской составил мне компанию. Он вел разговоры с Капитаном Лургасом о полетах и о возможности улучшить то или иное оборудование на дирижабле.
Как-то я задала ему вопрос:
— Почему ты проводишь столько времени со мной?
Серхио пожал тогда широкими плечами и ответил:
— Просто. По-дружески.
Я больше не расспрашивала его об этом, решив про себя, что аристократ, привыкший чуть ли не утопать в работе, просто страдал таким специфическим способом от вынужденного «простоя».
Сеймур бесшумно появлялся рядом со мной за ужином, как ни в чем не бывало садился рядом, сам ел и меня подкармливал, безмолвно оберегал и наблюдал за моими исследованиями.
Когда наемник узнал, что я загорелась идеей подтвердить способность воспринимать человеческую речь Драконовидной Лазурной Ящерицы, он долго, очень громко и крайне неприлично ржал. Смехом, звуки им издаваемые, назвать было невозможно.
Лазур быстро развеял его недоверие. По вечерам на дирижабле Сеймур за нами пристально наблюдал и больше не мешал, а когда я заканчивала свои записи, он желал мне спокойной ночи и задумчивым удалялся.
ebooksa