Лия Брайнс – профессор магзоологии

22
18
20
22
24
26
28
30

Теперь находиться в маленькой каюте напротив большого иллюминатора не казалось чем-то приятным, это было окно в настоящий раскрытый стихийный зев ада, который приближался с небывалой скоростью.

Я пулей выскочила из своей каюты, напрочь забыв о Лазуре. Меня несло на волнах страха. В моей голове бесконечное количество раз бился один-единственный вопрос: Где Сеймур?

Я не могла дать себе честного ответа, почему именно он. Я не знала, говорила ли я это вслух. Я просто суетливо перебирала ногами по лестнице, шарила глазами в его поисках. Я в панике выбежала на верхнюю палубу — это была самая отвратительная идея за всю мою жизнь.

За секунду косой ливневый дождь намочил меня до последней нитки, и я настолько растерялась, что, кажется, потеряла все ориентиры. Все окружающее слилось и превратилось в одно темное пятно, наводящее на меня панику и ужас. Волосы мучительно липли к очкам, и капли мешали что-либо разглядеть. Члены экипажа стали все на одно лицо в темных бесформенных плащах. Я и до этого могла их идентифицировать с трудом, а сейчас тем более. Я кружилась на одном месте, цеплялась в каждого встречного и спрашивала с паникой в голосе:

— Где Сеймур?

Вокруг меня заработало сарафанное радио, в котором друг другу передавался вопрос: «Куда запропастился чертов Гровейнец?»

Краем мозга я понимала, что снова мешаю, снова отвлекаю своей совершенно неуместной истерикой, но ужас забрал у меня способность адекватно анализировать и рассуждать.

Когда сквозь свои залепленные волосами и дождем очки я различила черты Архольна, то безрассудно кинулась к нему на грудь, вцепилась сведенными судорогой пальцами в мокрый плащ и громко расплакалась, бесстыдно, неуклюже, унизительно.

— Рыжая, что с тобой? — беспокойно спросил он.

Конечно, я не могла ответить внятно. Мой рот исторгал звериный скулеж и вой, меня трясло от страха, я не в силах была остановиться.

Сеймур бережно поднял меня на руки и унес от безумства стихии.

Мне было все равно, куда, в каком направлении, лишь бы с ним. Я позорно всхлипывала и слушала его голос, который ворковал:

— Неужели профессор боится дождичка? Ладно тебе, Лия, в конце концов, ты же не леденец на ножках, хоть и сладкая. Ты не боялась змей на островах, все лезла в их норы, скорпионов не замечала, когда они путались у тебя в волосах, а капли воды напугали тебя до смерти.

Пока он говорил, ласково гладил меня огромной теплой рукой по сырым и холодным волосам, осторожно прижимая к себе.

Сеймур счел, что его каюта больше подходит для успокоения моей бедовой рыжей головы, и он был прав, как никогда, хотя бы потому, что в его каюте не было такого большого иллюминатора, а было только маленькое кругленькое оконце. Это стало той отправной точкой, после которой я начала приходить в себя.

Его каюта была меньше моей, с тесной заправленной кроватью и небольшим комодом для хранения одежды, и ни одной личной вещи, будто здесь никто время и не коротал.

Сеймур сел на кровать вместе со мной, с рук он меня так и не отпустил, а я и не рвалась. Так было менее страшно, приятно, бессовестно тепло и мирно.

Дирижабль трясло все сильнее — руки удерживали все крепче, но меня это уже не приводило в дикий ужас. Всхлипы отступили и слезное производство остановилось. Чтобы хоть как-то отвлечься от темы непогоды, пугающей в своем неистовстве, я заявила:

— Ты собирался прийти вечером и не пришел. Почему?

— Ты была с Кроуэллом. Я не хотел мешать.