Савская нервно засмеялась, аж прослезилась.
— Я знаю Максиму всего день, прекратите нести бред.
— Проверим, — пообещал Гуй Ли и закрыл голограф. — Благодарю за ответы.
— Не могу ответить тем же.
Он вышел и столкнулся с Ниршаном, вскинул руки, отмахиваясь от него, как от мошки. Злой, разъяренной до бешенства мошки. Сморщил нос, словно воздух в помещении бесстыже посмердели.
— Все слышал?
Тот угрюмо по-бычьи тряхнул головой. Думая о том, что спрашивать, были ли у того полномочия бессмысленно. Почему не поставил в известность спрашивать, тоже не стоит. Скажет, действовал в зоне своей юридической ответственности, выявляя внутреннего врага. Имеет право.
— Прежде чем ты начнешь, как обычно вести себя. Я советую тебе, подумать, — заявил Гуй Ли. — Все что ты скажешь, я использую против тебя.
— Скотиной был, скотиной и остался, — прошипел Ниршан, тот поспешно вышел из помещения.
Нас троих разместили в камере предварительного заключения. Четыре кровати, отхожее место, стол и скамьи. Татьяну Савскую перевели очень быстро в другую камеру. Мы же со Златой развлекались молчанием. Теперь предостережения отца Кирилла вовсе не казались надуманными, а перспектива стать членом ордена плохой. Лучше, чем это.
— Что теперь будет?
— Не знаю.
— Ты ведь вроде бы своя?
Злата сидела на своей кровати, упираясь спиной в стену, пряча голову в коленях.
— Все зависит от обвинения.
— Ты давно знаешь Ниршана?
Мне и в самом деле хотелось узнать по больше, хоть что-то. В сложившейся ситуации нас больше всего мучала неизвестность.
— Несколько лет, — отозвалась она, наконец, поменяв позу. — А ты?
Я отрицательно покачала головой, готовая спрашивать, но не отвечать.
— Познакомились в клубе. Моя подруга выпила лишнего. Дорогие коктейли, опьянение и большой долг. Так и познакомились.