Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Отпусти меня!

Я пыталась вырваться, но хватка была настолько болезненной, что доносился лишь противный мышиный писк. А вместо ударов по коленям и бедрам я колошматила воздух, все время промахиваясь. Стоило же мне дотронуться до Деяна, как он развернул меня и пришпилил к стене, придвигаясь вплотную, чтобы раненые, которые могли летать, поднялись наверх.

– Только попробуй сопротивляться! – прошипел он, сдавливая до онемения мое плечо, пока над нами раздавались крики чаек. Эти летающие крысы еще больше нас ненавидели сильф – те безжалостно истребляли птиц. – Сейчас ты спустишься на самое дно и спрячешься в самом большом дерьме, что сможешь отыскать. И будешь сидеть тихо, тише мышки, будто тебя вовсе нет! Поняла? – мужчина встряхнул меня, отчего я затылком врезалась в деревянный выступ и чуть-чуть прикусила язык.

Молча кивнув, я была отправлена за шкирку вниз, и только потом отпущена. Деян проследил, чтобы я продолжала спуск, а я услышала, как он призывает всякого, кто способен хотя бы стоять ровно и держать меч, подняться наверх.

В глубине души я порадовалась, что Арт улетел. И испугалась – успели ли они убраться с неба до прилета этих бестий? Последняя мысль разбилась вдребезги – кто-то столкнул меня в трюм, и я рухнула картошкой вниз, а надо мной померк свет и раздался лязг задвижки. Не доверяя, Деян закрыл дверь на замок.

Почему-то здесь особенно сильно чувствовался запашок водорослей, будто где-то поблизости сдохла одна из ночных тварей. Что за ирония! Выжить после стычки с морскими гадами, чтобы подохнуть от клыков летучих!

Здесь ни зги не видно, только слышен топот сапог и звук капели – где-то есть течь. От холода я вспотела и будто покрылась тонким налетом слизи. Под ноги все время лезли какие-то бочки, коробки, снасти и прочие вещи, будто сговорившись меня уронить и окончательно добить. Я не могла понять, то ли зубы так сильно стучат, то ли где-то уже идет бой?

Хотелось взбеситься, заорать, как ненормальная, и броситься наверх, драконьей тушей разбивая запертую крышку. А потом подняться в небо и наравне с мужчинами драть и рвать сильф, уничтожая их красоту.

Ох, они были красивы! Так красивы, что не сразу увидишь ледяное равнодушие в глазах воздушных ящериц с человеческими телами и крыльями орла. Не заметишь кисточку на конце длинного, тонкого хвоста, внутри которой прячется жало, готовое вонзиться в тело, поражая его обжигающим, смертельным ядом. А коли сильфа жалом не достанет, то обязательно заденет крылом, перерезая сухожилия и вспарывая кожу до костей. О, у этих волшебных монстров еще много хитростей было припасено! И кто говорил, что они вымерли в эпоху старых богов…

Теперь монстры воскресают, словно праздничные подарочки, сами выбирающиеся из-под новогодней елки.

Я прикусила губу, пытаясь сообразить, откуда взялась последняя мысль. Почему перед глазами так и стоит пушистая елка, украшенная стеклянными шарами и фигурами, под которыми, завернутые в разноцветные ткани, лежат коробки с подарками. Что это за традиция такая? Откуда я ее помню?

Не успела я погрузиться в полусон-полувоспоминание, как надо мной пронеслись крики и жалобные вопли, сравнимые с женским плачем. Что-то падало, сотрясая корабль, отчего усилилась течь. Что-то гремело, как тысячи барабанов на королевском параде, сопровождаемые хором патриотов, поющих победоносный гимн. Какофония звуков смешивалась в единый неразборчивый рев, от которого ныли кости, и тянуло закричать в ответ.

Я опускаюсь на колени, на ощупь ухватившись за деревянную коробку, от которой тянет чем-то масляным, прогорклым, а потом аккуратно пододвигаю ее к лестнице и встаю, спиной упираясь в крышку. Деян считает меня бесполезной, раз во мне нет огня, но он не знает, какой талантливой я могу быть, если захочу. И к тому же – на слух течь явно еще больше усиливается, под ногами уже хлюпает. Значит, трюм скоро затопит, и лучше я умру в бою с летающими тварями, чем погибну, как крыса, в тонущем корабле.

Нужно всего лишь правильно сосредоточиться. Отрешиться от всяких глупых мыслей, что если ошибусь, то застряну посередине, и тогда части корабля влегкую порежут на лоскуты. А если перенапрягусь, то не смогу вернуть человеческий облик и тем более застряну, и даже лапой пошевелить не смогу. И что затея моя – высший пилотаж для дракона, тут нахрапом не обойтись, нужны годы практики, ну разве только если…

И я чувствую себя, как глина или пластилин, легко подстраивающийся под днище крышки. Чуть больше силы, выделяемой при превращении, нажима для контрольного удара. А потом раз – и крышка под давлением лопается по швам, разлетаясь на куски, а я вылетаю наверх и падаю, окруженная сломанными деревяшками, прямо напротив пытающейся подняться Амалии.

У нее круглые от испуга глаза и зеленый вид покойницы. Глаза пожелтели, а губы побелели, и она вот-вот отдаст концы, но нет же. Вот подтягивает к себе какую-то тряпку, а следом нож, и из последних сил встает, обращаясь ко мне:

– Раз уж суждено помереть, не лучше ль сделать это как воин, а не…

– Крыса.

Мы понимающе переглядываемся, и я, положив ее руку себе на шею, помогаю ей подняться. От лестницы наверх доносятся крики и разочарованные вопли, смешиваясь с запахами дыма, огня и горящей плоти. В этой разноголосице не разобрать и не понять ничего, только чувствуется, как пот застилает глаза, как от сухости пробирает царапающий горло кашель, а от давления в висках чудится, будто голова через миг лопнет.

Рука Мали кажется стотонной, а запах ее тела – отвратительным, но я прижимаю ее сильнее к груди, ладонями почти полностью обхватывая щуплое тельце. Как же много силы в этих хрупких костях! Как много магии держится на кончиках пальцев, когда она распахивает запертую дверцу, и мы оказываемся в царстве огня и копоти, под пылающим небом, где беснуется орда сереброкрылых сильф.