Вера

– Ты о чем?! – взорвался Ларионов. – Я не волен выбирать! Слышишь, не во-лен!

Кузьмич мял шапку и соглашался, кивая косматой седой головой.

– Коли не вольны, то и нечего смутьянить, – спокойно говорил Кузьмич.

– В восемь и тронемся! – рявкнул Ларионов. – И не суйся ко мне с советами!

Что происходило с ним? Он давно уже не чувствовал себя так плохо. Тело ныло и ломило. Его мутило. Он не чувствовал членов, не слышал своего дыхания, словно оказался в чужом корпусе, внутри которого был тягостный, глухой вакуум. Одновременно в нем нарастали ярость и тревога.

Просидев еще с полчаса за рабочим столом, Ларионов гаркнул на весь дом, и в кабинет тут же прибежала Федосья.

– Позови Ирину! – приказал Ларионов, и Федосья помчала в барак, на ходу перекрестившись.

Уже через несколько минут Ирина снова стояла перед ним. Ларионов почувствовал и жуть, и боль, увидев ее лицо. Ирина была словно окаменевшая статуя. Ничего не осталось от ее утреннего задора там, у актового зала, когда она с такой лаской смотрела на него, благодаря за привезенную постель. Словно не было всех тех месяцев и испытаний, в результате которых между ними наметилась душевная близость.

От мук Ларионов заскрежетал зубами.

– Ира, – вдруг тихо сказал он, по-прежнему избегая смотреть ей в глаза. – Я должен завтра уехать… в Москву.

Она вдруг мгновенно встрепенулась, словно оттаяв.

– Что случилось?! – воскликнула она.

Ларионов опустил голову на руки и медленно, ритмично сжимал волосы, уставившись в стол, словно пытаясь вытянуть на поверхность поверженный мороком рассудок.

– Я не могу об этом говорить! – вдруг признался он. – Я не знаю как…

– А наш концерт? – прошептала она, почувствовав, как сильно заболели глаза от запретных слез.

Ларионов вскочил и прошелся к окну, сжимая кулаки. Он простоял так с минуту, подавляя злость на себя самого. Отчаяние и даже ужас охватили его всецело. Он неожиданно развернулся к ней, и глаза его болезненно блестели, выдавая борьбу, несоизмеримую с возможностями человека справиться с ней.

– Ира, – Ларионов резко побледнел, – я не могу понять, что творится со мной! Эта записка… Все это чудовищно, и сложно понять.

– Ради бога, – пролепетала Ирина, – вам угрожает опасность?

Ее искренняя тревога только указывала на его трусость и подлость. Он вдруг словно обмяк, как только признался себе в истинной причине своих мучений – своем малодушии.

– Нет, – устало и хрипло вымолвил он. – Много лет назад я встретил девушку…