— Это мы еще посмотрим, — улыбнулся он и достал из-под кровати подаренную мной банку.
Затем с легкостью открыл ее, и от предстоящего гастрономического удовольствия у меня выделилась слюна. Ярослав достал из ящика стола две вилки, одну из которых протянул мне.
— Ну что, ты готов испытать неземное наслаждение? — хихикнула я.
— Надеюсь, эти оливки хотя бы наполовину такие же вкусные, как ты, — с улыбкой ответил он.
Мы по очереди съели по одной оливке, и я вопросительно уставилась на Ярослава, ожидая его реакции. Медленно прожевав и проглотив еду, он заявил:
— Мм-мм-м… Это просто пища богов!
— Я же говорила! — удовлетворенно закивала я.
Мы слопали всю банку за считанные секунды и довольные вновь откинулись на кровать.
— Значит, эти оливки из самой Греции? — спросил Яр.
— Да, там очень много оливковых деревьев, — кивнула я.
— А где ты еще была, кроме Греции?
— Ну, мы объездили почти всю Европу, но моя любимая страна — это Италия. Обожаю Рим. Там непередаваемая атмосфера и очень вкусная пицца. Еще мы были в Штатах, на Кубе и в Тайланде.
— Здорово, — мечтательно отозвался Ярослав. — Я тоже когда-нибудь хочу увидеть океан или море.
— Какие твои годы? Это море тебе еще надоест, — устраиваясь к нему под крылышко, сказала я.
— Ты знала, что по статистике всего лишь десять процентов выпускников детских домов успешно реализуются в жизни? — неожиданно серьезно спросил он.
— Нет, не знала, — призналась я. — Почему так?
— Посмотри, как мы тут живем, Алиса, — невесело усмехнулся он. — На всем готовом, сами ничего не умеем: ни стряпать, ни стирать, ни убираться. Мы не видим распределения ролей в семье. Не знаем, что такое семья. Мы растем, как в инкубаторе, и с реальным миром встречаемся только на выходе из детдома, когда личность почти сформирована.
— Не бойся, Ярослав, — отозвалась я. — То, что ты все это осознаешь, уже очень много значит. У тебя есть нравственные ориентиры, ты понимаешь, что хорошо, а что плохо. Я знаю, что это может прозвучать банально, но ты особенный. Правда, особенной. Взять хотя бы твою математику. Ты пришел к нам, в одиннадцатый класс престижной школы, и стал лучшим по этому предмету.
— Алиса, — хрипло сказал Калашников. — Я никому и никогда в этом не признавался, даже себе. Но я боюсь. Очень боюсь. А вдруг я и правда всего лишь ни на что не годное детдомовское отрепье, каковым меня считают наши одноклассники, да и остальные окружающие? Вдруг я, как те девяносто процентов, просто просру свою жизнь? Вдруг я никогда не увижу море?
— Это не так! Не позволяй себе смириться с навешанными на тебя ярлыками! — воскликнула я, поднимаясь на локтях и всматриваясь в его лицо. — Нельзя разделять людей на детдомовских и домашних, на черных и белых, на богатых и бедных. Есть только две принципиально значимые категории людей: плохие и хорошие. Тут все просто. Хорошие люди совершают хорошие поступки. Плохие люди совершают плохие поступки. И если кто-то внушает тебе, что раз ты из детдома, то ты какой-то не такой, не слушай. Никогда не слушай! Важно только то, какой ты человек. А ты, Ярослав, хороший. Ты умный и все-все понимаешь. Я знаю это.
ebooksa